Ной Буачидзе
Шрифт:
Спустя несколько дней в Константинополе грузинские социалисты, принципиально называвшие себя российскими социал-демократами, приняли предложенную Ноем Буачидзе резолюцию [10] :
«Группа российских с-д. в Кон-ле заявляет, что она, стоя на почве классовой борьбы и учитывая настоящее положение, отказывается от переговоров и порицает всякие соглашения, якобы направленные к освобождению угнетенных народов, с каким ни было бы правительством из ныне существующих.
10
Написанную рукою Ноя копию этой ранее никогда не публиковавшейся резолюции я нашел в августе 1959 года в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Копия адресована Ленину.
Перед текстом в правом верхнем углу написано и подчеркнуто: «Копия нашего решения».
Полный текст резолюции понадобился Владимиру Ильичу в связи с появлением в буржуазной прессе Балканских стран статей, клеветнически утверждавших, что якобы грузинские социалисты подали руку феодальной Турции для совместной борьбы против России Предполагалось, что с отповедью клеветникам выступит большевистская газета «Социал демократ» (она выходила в Женеве под редакцией Ленина) Очевидно, позднее Владимир Ильич посчитал вполне достаточным гневный ответ самого Буачидзе, напечатанный 22 июля 1915 года в «Работническом деле», органе левых болгарских социалистов «Только пролетарская революция, — писал Буачидзе, — освободит Грузию от русского царизма, и социалистическая Грузия войдет в семью социалистических республик».
Группа Рос с-д в К-ле.
Сентябрь 1914 г. г. Константинополь».
Так же энергично и непримиримо Ной повел кампанию в защиту горцев, переселившихся в Турцию с Северного Кавказа Турецкие власти преследовали и мучили горцев — «братьев по вере» — еще больше, чем царские усмирители.
Эти годы, проведенные в Турции, навсегда остались в памяти Ноя На третьем съезде народов Терека, в мае 1918 года, он, волнуясь, говорил:
— Я избороздил всю Турцию и видел, как живут переселившиеся туда горцы. За ними султанские власти охотились, как за зверьми Эмигранты находятся там в ужасном положении Они мечтают о возвращении на Кавказ, и в этом мы им обязаны помочь. Турция — древняя страна, турки — прекрасный народ, но народ этот забит, скован, с него сдирают не две, а десять шкур.
После очередного бурного столкновения Ноя с социал-федералистами, усиленно занявшимися переброской в Грузию диверсионных групп для организации летом 1914 года восстания в Аджарии и Абхазии, турецкие власти отдали приказ о немедленном аресте «возмутителя спокойствия». Недвусмысленные указания о дальнейшей судьбе Буачидзе получил и некий Церетели — главарь банды, занимавшийся похищениями и убийствами неугодных, слишком беспокойных эмигрантов-грузин.
Буачидзе тайно в одежде странствующего монаха перешел турецко-болгарскую границу, направился в Софию. Он был уверен, что в Болгарии задержится очень недолго. Со дня на день Миха Цхакая, живший тогда в Швейцарии, должен был известить о дате встречи Буачидзе с Лениным Цхакая не обманул надежд своего питомца. Он отправился в Берн к Владимиру Ильичу. Ленин обрадовался гостю; вдвоем они поднялись на альпийские луга, в нескольких километрах от города. Время от времени Ильич срывал, подносил к лицу цветы.
— Прелесть, и Россией пахнет! Надя уверяет, что я отчаянный прогулист, — рассказывал Владимир Ильич. — Она шутит, будто у нас тут образовались две новые партии, «синемистов» — любителей ходить в синема — и «прогулистов», ладящих всегда убежать на прогулку.
Посмеялись Потом Ленин уже с некоторой долей тревоги в голосе спросил:
— А вы, батенька, Михаил Григорьевич, не пристрастны к нему?
Цхакая возразил:
— Он мне больше чем сын!
Ильич напомнил, что отцы и дети далеко не всегда оказываются по одну сторону баррикад. По наследству, дескать, передаются имения, сословная спесь, предрассудки, но не революционные идеи. Миха запротестовал:
— У нас родство духовное. Я ввел его в первый социал-демократический кружок Никакой он не был тогда товарищ Ной Просто крестьянский мальчик Самуил Буачидзе, милый и очень бедный Но доложу вам, Владимир Ильич, с большим характером!
Миха, все более увлекаясь, рассказывал Ильичу о Буачидзе. Наконец воскликнул:
— Теперь вы решайте, Владимир Ильич!
Ленин, прищурив глаз, внимательно рассматривал вершину горы, белевшую громадной снежной шапкой. Чуть погодя, по привычке потирая руки, попросил:
— Известите товарища Ноя, можно экспрессом, авось наша касса выдержит, ему следует остаться в Софии. Действовать он должен архиэнергично, архиделовито. Надо всячески уширять
Первым знакомым Буачидзе в Софии был Тодор Данаилов, незадолго до того избранный секретарем городского комитета партии тесняков [11] . Тодор привел Ноя на улицу Веслец, к рабочему военного арсенала Ефтиму Бончеву.
11
В 1903 году революционное марксистское крыло Болгарской социал-демократической партии, возглавляемое Димитрием Благоевым, Георгием Димитровым, Георгием Кирковым и Василем Коларовым, основало партию тесняков — левое крыло социал-демократии. Тесняки близко стояли к ленинской «Искре» и русским большевикам.
В мае 1919 года партия тесняков преобразовалась в Болгарскую коммунистическую партию.
За три месяца до приезда Буачидзе на заседании Софийского комитета партии решено было подыскать квартиру, по возможности вблизи Народного дома, чтобы она служила надежным прибежищем для товарищей из-за границы. Самым подходящим показался небольшой двухэтажный дом под черепичной крышей, со стенами, увитыми виноградом, на тихой и на редкость зеленой даже для Софии улице Веслец, 63. Владелец дома слыл добросовестным и честным человеком. В партии он официально не состоял, но был давнишним членом союза металлистов и много лет поддерживал близкие связи с тесняками.
Теперь, придя к Бончеву, вместе с порядком смущенным Ноем (денег у него не было ни гроша, и он стеснялся пользоваться гостеприимством совсем чужих людей, с которыми даже не мог толком объясниться), Данаилов спросил:
— Наш уговор в силе?
Бончев улыбнулся:
— Я на тебя, брат, обидеться хотел, подумал, не понравилось у меня или не доверяют. Идемте наверх, все давно готово.
Едва переступив порог этой светлой, с веселыми солнечными зайчиками на обоях комнаты, Ной почувствовал себя как дома. Он понял, что хозяева действительно рады незнакомому гостю и от души постарались, чтобы ему было хорошо. Хозяйка ничего не пожалела. Широкая деревянная кровать с резным национальным орнаментом была застлана красивым одеялом, обшитым тонкими кружевами. На стенке и полу — коврики домашней работы и на одном из них — доброе материнское наставление, вышитое гарусом: «Онаго, коего ты мразишь, другому да не правишь» [12] . В углу, подле окна, обращенного на восток, небольшой стол. Над кроватью и столом картины.
12
«Чего не хочешь себе, не делай другому».
Условились, что другой член партийного комитета — Василь Мулетаров, имевший солидные связи в высших кругах, займется легализацией Буачидзе, подыщет для него подходящую работу. Покуда же Ной мог выходить только по вечерам, в сопровождении «связной» — работницы партийной типографии Цонки Христовой-Ганевой. На Цонку же возложили и заботу о питании Ноя. Завтрак и обед она обычно приносила от живших поблизости Мулетарова и доктора Исакова или из «коммуны» — столовой, помещавшейся во флигеле позади Народного дома. Содержали столовую в складчину постоянно стесненные в средствах партийные и профсоюзные работники. Продукты и домашние сладости заносила жена Данаилова. Позже спутниками Ноя по вечерним прогулкам стали столяр Баниглавов и металлист Слави Зидаров.
По давнишнему обычаю, с наступлением вечера жители Софии устремлялись на улицы — погулять, посидеть в «сладкарнице», в «пивнице». Особенно людно и шумно было в центре. Ной не любил этих мест. Его влекли к себе старинные парки. Там он дышал полной грудью, как у себя на родине.
Вынужденное безделье продолжалось недолго. Как-то вечером Тодор Данаилов повез Ноя к Димитрию Николаевичу Благоеву. Благоев в совершенстве владел русским языком, учился в Петербургском университете и еще в 1883–1884 годах создал одну из первых в России социал-демократических групп.