Ноябрь, или Гуменщик
Шрифт:
— Ага, и теперь дура вместе с Библией сгорела! — веселился амбарщик.
На душе у Ханса тоже стало легко. Пока гуменщик стоял перед свиньей на коленях, Ханс, готовясь к прыжку, принял такую позу, как принимают летом, справляя нужду в ольшанике, потерял при этом равновесие и упал навзничь. Так что он не видал, каким манером гуменщик затолкал чуму в печь. Но тем больше была его радость. Барышня спасена, а ему не пришлось сгореть в огне! “Это я умно сделал, что помедлил, — решил он. — Никогда не стоит торопиться!”
— Ох, до чего хорошо! — громко вздохнул он. Увидя
— Поживем еще, Лийна! — воскликнул он радостно.
Лийна зарделась и спряталась за стоящими.
А Имби с Эрни уже пустились домой. Они тащились по снежному полю и вовсю расхваливали гуменщика.
— Все-таки умный он мужик! — сказала Имби.
— Да, — согласился Эрни. — Нас он тоже однажды нагрел, так уж в жизни заведено — один раз один перехитрит, другой раз — другой. Сегодня-то мы у него неплохо поживились.
— Ага, и впрямь отличный окорок! — сказала Имби, с нежностью взглянув на большой узел, который они тащили вдвоем с Эрни. — Все так радовались, что и не заметили, как мы в кладовку наведались.
Поднялся ветер, стал кружить снег. Какой-то падкий до человечины лешак голосил в чаще свою страшную охотничью песню. Это было так успокоительно слышать — дни мертвой тишины кончились.
17 ноября
После того как удалось расправиться с чумой, вся деревня утром заспалась. Во дворе, наращивая сугробы, тихо падал снег. Потеплело. Кубьяс вышел во двор, слепил снежок из мягкого снега и запустил им в сидевшую на дереве ворону. Затем надел шапку и отправился в поместье.
Камердинер Инц, с длинной сигарой в зубах, приветствовал его возле черного хода.
— Давай тоже сразу же запали! — приказал он Хансу, протягивая ему сигару. — Закурим как некогда истинные хозяева своей земли. Мне нынче с утреца повезло, цыгане тут проезжали, так мы с конюхом продали им одного баронского коня. Хорошую цену взяли.
— А барон не заметит? — спросил кубьяс.
— Скажем, что у него гон начался, вот он и убежал, — ответил Инц. — Старик поверит! Что он вообще в лошадях понимает? Вот наши предки во главе с королем Лембиту — они в лошадях толк знали! Наверняка тот конь, что мы цыганам продали, происходит от какого-нибудь коня из конюшни наших королей, так что он по праву принадлежит нам.
— Теперь он принадлежит цыганам, — заметил Ханс.
— Надолго ли? — отозвался Инц. — Мы еще нынче ночью пошлем за ним домовика. Вернем коня барону, глядишь, еще и награду получим!
— Да, это вы ловко придумали! — похвалил кубьяс. — А я вот к тебе насчет барышни пришел. Можно мне сегодня вечером опять на нее поглядеть?
— По мне, можешь на нее пялиться сколько влезет, — разрешил Инц. — Но ты мне объясни, почему ты сам должен приходить на нее смотреть? Пусть домовик лучше принесет ее тебе домой! Не забывай, кто ты есть! Ты исконный хозяин этой земли! Сиди себе на месте, пусть господа шустрят.
— Ну что ты такое говоришь? — прыснул Ханс. — Как же домовик принесет ее мне? Барышня
— А с чего ей просыпаться? — возразил Инц. — Разве домовики никогда не доставляли тебе живность? Ты когда-нибудь слышал, чтобы корова там или свинья голос подавала? Да они и не пикают! Надо домовику приказать, чтоб притащил втихаря, а он уж сам знает, как заставить девку молчать. У них всяких уловок полно.
— Это правда: скотина никогда не голосит, когда ее воруют, вроде как и не замечает этого, — рассудил кубьяс, — тут ты прав. Но барышня... Ладно, в воздухе она, может, и не проснется, а что будет, когда она в моей избе глаза откроет? Что я ей скажу?
— Ничего говорить не надо, — наставлял камердинер. — Велишь домовику схватить ее в охапку и отнести обратно в усадьбу. Она и моргнуть не успеет, как снова очутится в своей постели. Решит, что все это ей приснилось.
— Да-а... — протянул Ханс. — Так-то оно так... — Предложение Инца нравилось ему все больше. Увидеть барышню в собственной избе, разглядеть ее лицо совсем-совсем близко, снова дышать в одном ритме с нею... Это представлялось и опасным и невероятно заманчивым. Но имелось одно существенное препятствие — у него не было на данный момент собственного домовика, и он сказал об этом камердинеру.
— Ну и что с того? — пожал плечами Инц. — Сделай его! Вечер долгий, успеешь уладить дело с Нечистым, а затем первым делом пошлешь домовика в усадьбу. Это ж пара пустяков.
— Конечно, было бы здорово, — сказал Ханс, мотая головой. — Я, кажется, уже немножко свихнулся. Так и сделаю!
Тем временем о новом домовике помышляли и в другом доме. Амбарщик и его беременная жена, полные сил и задора после вчерашних переживаний, надумали соорудить себе еще одного домовика.
— От жизни надо брать все, что только можно ухватить, — сказал Оскар-амбарщик. — Не ровен час, объявится чума, или еще какая зараза начнет людей гробить, тогда только и останется как в навий день пустые щи хлебать, а потом как последний нищий намываться в остывшей бане. Малл, я так рассуждаю: надо нам смастерить еще одного домовика! И большого — чтоб мог как следует добро таскать! А то эта мелюзга только по мелочи тащит, а большой домовик — он бы сразу взвалил на себя, скажем, целый амбар и притащил сюда! Ты как считаешь?
— А из чего ты думаешь такого большого домовика соорудить? — спросила Малл.
— Я бы три телеги одну на другую взгромоздил, а сверху заместо головы старый улей поставил, — стал объяснять амбарщик. — Такой домовик много бы осилил и ко всему прочему воров от нашего хозяйства отпугивал бы.
— Давай сделаем! — одобрила Малл замечательную идею мужа. — Уж как я рада, что нам вчера удалось спастись от чумы, ради такого дела надо бы и впрямь что-нибудь этакое смастерить!
— И нет ничего лучше, чем ухватистый домовик-несун! — добавил со своей стороны амбарщик и велел своему старому маленькому домовику взгромоздить одну телегу на другую.