Нравится всем - выживают единицы
Шрифт:
– Дальше - глубокий ров, - предупредил меня незнакомый голос. Я пошарил впереди палкой и вправду обнаружил провал.
– Кто здесь?
– спросил я.
– Ни кто, а что, - ответил голос. Я встал с опорой на обе ноги, держась руками за ветви, и покрутил головой.
– Меня здесь нет, - игриво пропел незнакомец. Тогда я иначе настроился: освободил руки, а ноги согнул в коленях. Моя голова оказалась на уровне стволов, и тут я увидел его. Возможно, это был только цветной рефлекс от какой-нибудь масляной лужи.
– Может показаться, что это небольшая импровизация, - проговорил я. Или вскрывшаяся жила цветных металлов. Я прикрыл ладонью глаза и еще раз взглянул на это явление. То ли от напряжения, то ли от неудобной позы ноги мои задрожали и вскоре это стало
– Здесь глубокая яма. Ты не знаешь, как перебраться на ту сторону? М. нагло хмыкнул и с заметным дефектом проговорил:
– А зачем тебе на ту сторону? Здесь тоже можно поваляться на траве и воспользоваться естественным уклоном для облегченного бега. Мишка Лукин был настоящим долбанным альпинистом. Он знал, как обогнуть по цоколю угол винного магазина с рюкзаком на спине и не упасть. Я сильно растерялся в этот момент. "Значит, не он?" - подумал я и подкинул ему для проверки еще пару вопросов:
– Так ты говоришь - на дне оврага вода? А сам подойти поближе не хочешь? Он так весь и закипел от негодования, но сдержался. Подозревать такого человека - бессмысленно... Суб?ект моего удержания был все время рядом.
61.
Следуя по пояс в воде, с обмоченными чреслами, увязая в иле и песке, я очень скоро добрался до середины реки. Она была столь же неглубока, как и у ее истока. Я остановился, посмотрел сквозь мутную воду и увидел чье-то отражение, свисавшие над моим. Однако оторопело приглядевшись и как следует настроив свое зрение, я обнаружил, что этот предмет находится в воде, то есть довольно глубоко в воде, чтобы я мог так запросто дотянуться до него рукой.
62.
Я упирался широким веслом в жесткое покрытие. Стоять было нелегко, но я подумал, что от этого небольшого преодоления мне будет только лучше. И еще сильнее повис на руках... Когда подошла Анжела, я через плечо прикидывал положенную дистанцию до пола и уже собирался представить это в дробях, Анжела встала между мной и полом и назначенным голосом кинула:
– Я вижу вы здесь развлекаетесь?
– Нет, нет, - ответил я торопливо и серьезно, быстро повернув к ней голову.
– Ничего, я буду за этим следить, чтобы вы не сбились. По-моему, она была крайне изумлена моим намерением заниматься именно этим. Я выставил одну ногу вперед, делая нарочитую балансировку, чем поверг ее в страшное замешательство. Анжела выбросила вперед красную тряпку, и мы примирились.
– Погоди, так я не понял, ты ко мне, что ли пришла?
– воскликнул я, хлопнув ладонью по лбу. Она не поняла вопроса и буркнула в ответ:
– Не знаешь, в какую сторону и двигаться.
63.
Во впадинке между грудями заблестела капелька росы. Я собрался. Было раннее утро. Я вышел из шалаша и посмотрел на то, что творилось вокруг. А вокруг творились спокойная тишина и туман. Я мысленно перенесся в родные места, где все было благоустроено, где вставать можно было с мягкой постели на теплый, покрытый ворсистым ковром, пол. Я вспомнил об этом. Что-то меня настраивало против себя, но что - я не мог вникнуть. Я собирался с мыслями, приседал к земле от сосредоточенного размышления, и верная отгадка все время ускользала от меня. Я знал, что это где-то рядом, стоит дотянуться... Придя в себя от долгого и мучительного обдумывания, я оглядел внутренность палатки целиком. Оранжевая просвечивающаяся крыша свисала от основной оси и только здесь можно было встать в полный рост. Мои спутницы спали. Я тщательно разглядел их лица, положение тел, рук и ног. Я пытался что-то выискать именно в этом неопределенном образе. Что это было? Спящие люди?
* III часть *
64.
Больше всего мне нравилось перечисление слоев. Оно было наиболее логичным из того, что я знаю. Аллювий. Пожалуй, одно слово способно как бы перемкнуть все наши каналы и выпустить на свободу эту извечную нервозность, чтобы она носилась сама по себе, вне ею передаваемого беспокойства. Я знал непродолжительное время не только как это называется, но и что это значит. В конечном счете я сдался и на подобные вопросы стал отвечать невразумительно с ходовыми изобретениями. Что такое был мой ответ? Близкое к представлению этого у ребенка. С той лишь разницей, что ребенок еще не научился заявлять об этом вслух и всякие там извинения не принимать ни в коем случае. Я повернулся лицом к друзьям и ткнул пальцем туда, где это должно было находиться. Все затихли.
– Слой слива, - проговорил я.
– Слива, - повторил.
– Стало быть, сливают, понимаете? Повисло тягостное молчание, все невразумительно на меня пялились.
65.
Мы стояли с Лацманом над бездыханным телом Лукина и думали: будить или не будить? Лацман обошел его ложе вокруг и заметил:
– Интересное положение. Я неуверенно усмехнулся.
– Обрати внимание на эту деталь, - воскликнул он, указывая куда-то на живот спящего.
– Такое впечатление, что у него пупок развязался. Очень рыхлая передница.
– Как?
– не понял я.
– Ну это такое выражение. Я взглянул на часы - было без четверти одиннадцать. То есть убедился, что мы здесь еще не так долго. Лацман продолжал свое исследование. Он забрался коленями на кровать и уже разглядывал синюшное отечное лицо Лукина.
– Кажется, следов от побоев не видно, - произнес он, переведя дыхание.
– Но налицо явные признаки прежней юношеской угревой сыпи. Эти разводы, отпечатки ногтей. Я из приличия даже отвернулся. Лацман несколько раз подул ему в физиономию и удовлетворенно слез с кровати. Он испытующе посмотрел на меня, и я, повернувшись, пошел к двери.
66.
Зрение, оказывается, обманчивая штука. Я смотрел на стеклянный сосуд и реальные предметы переливались и растягивались. Я оправил синий лабораторный халат и присел на корточки, держа естественную линзу на вытянутых руках. Если двигать банку вверх, то предметы уплывают вниз. Это опыт. А если отвлечься от этого, что я знаю? Какой бы порядок вещей я захотел бы представить? Я подошел к шкафу и достал рефрактор на подставке. Почти сразу в комнате стало светлее в два раза. Я бы сказал, глаза мои прояснились. Я снял очки и стал усиленно тереть веки. Так. Где я? Ах, да - рефрактор. Я вытянул вперед руки и потребовал надеть мне резиновые перчатки. Из подсобки вышел хмурый Марат с челкой до самого носа и быстро, но без суеты, полез в шкаф, где лежали резиновые шланги, пробки и одна пара перчаток моего размера, молча натянул их мне на руки, коротко взглянул на меня, пробурчал что-то и вышел. Я зажег газовую горелку, укоротил пламя и направил на рефрактор. Огонь рассекался и бурлил на его плоскости, как струя воды, бьющая в стену. Сделав все это, я подошел с банкой к раковине и вылил воду. О, чудо! Вода так уплотнилась, что стала вязкой, как расплавленный казеин, и мне пришлось долго трясти банку, чтоб из нее высыпались все сгустки. Банка уже не была той что прежде. Стенки покрылись сотней мелких кристалликов, которые в удвоенном свете сияли, как бриллианты. Я поправил брюки, потому что я как-то сразу высох, и повернул тигельными щипцами рефрактор к себе лицом. Не было уже ни рефрактора, ни меня, ни изумрудной банки - остался лишь сквозной проем окна и сизая пелена вместо воздуха.