Нравственный образ истории

Михайлов Георгий

Спустя два года, в июне 1591-го, через митрополита Терновского, вместе с мощами Святых и двумя коронами для Царя и Царицы, греки передали в Россию соборную грамоту, утверждающую учреждение Московской патриархии, как третьей по чести кафедры Вселенской Церкви.

Однако прибытие сей хартии Русской духовной независимости не отмечалось никакими торжествами. В тот момент и Царю, и народу было не до праздников в связи с тем, что случилось 15 мая в Угличе, а затем, уже в июне, произошло в самой Москве.

НАСТУПЛЕНИЕ ТЬМЫ

«Темна вода во облацех воздушных»

(Пс.17,12).

Получение патриаршей грамоты из Константинополя в июле 1591 года совпало с началом цепи ужасных и загадочных событий в Русской истории, наименованных «великой темнотой». В

канун праздника Святой Троицы (6 июня), когда Государь Феодор Иоаннович с Царицею отправились на богомолье в Сергиеву Лавру, в Москве начался опустошительный пожар. В несколько часов сгорели улицы Арбатская, Никитская, Тверская, Петровская до трубы, весь Белый город, дворы Колымажский и Посольский, слободы Стрелецкие, всё Занеглинье, лавки, дома, храмы. Между тем, Китай-город и Кремль, населённые знатью, нисколько не пострадали. Борис Годунов явился народу в образе благодетеля. Он разадавал погорельцам продукты, вещи, деньги, льготные грамоты, обещал отстроить (и действительно отстроил потом) целые улицы, показывая всем свою «щедрость» беспримерную, «к себе вся приправливая и аки ужем привлачаше». Летописец верно подметил это «аки ужем», то есть что как бы узами Борис притягивал к себе благодарных людей. Тех, кто в результате бедствия лишился средств к существованию. Но у самого бедствия имелась конкретная причина. Пожаром «царский шурин» надеялся отвлечь москвичей от слухов о событии, произошедшем тремя неделями раньше.

В Угличе, 15 мая 1591 года, был злодейски убит девятилетний отрок, царевич Димитрий. Многие из тех, кто возлагали надежды на последнего сына Иоанна Грозного, пережили тяжкое потрясение, а молва обвиняла в убийстве царевича людей, подосланных Годуновым.

Самовластие «царского шурина», с явным прицелом на захват престола, не только раздражало многих, но и пугало. Народ, привыкший к правлению законных, наследственных Рюриковичей, не желал иметь «татарского царя», каковым впоследствии прозвали Годунова. Свою родословную он выводил от хана Чета, вышедшего из Орды и грестившегося при Иване Калите. Хотя, по мнению Р.Г.Скрынникова, род Бориса был менее знатным: Вельяминовы, Сабуровы, Годуновы повелись от костромского вотчинника XIV века Дмитрия Зерно. Так или иначе, но народ не доверял Борису, несмотря на все его внешние благодеяния. Иоанна Грозного любили вне зависимости от злых слухов, распространявшихся боярами. Любили как Помазанника Божия, ревнителя веры, и суровость Царя к врагам воспринимали как должное. Бориса же, удачливого выскочку, человека неискренного, православный люд чувствовал сердцем. Разумеется, была и чернь, и всякого рода корыстолюбцев хватало. Однако их лесть и уличные восторги не могли компенсировать Годунову отсутствия народного почитания.

Слухи об убийстве царевича Димитрия людьми «царского шурина» ползли по Москве и множились по всей стране. «Той же Борис, - говорит летописец, - видя народ возмущен о царевиче убиенном, посылает советчики своя, повеле им многие домы в царствующем граде запалити, дабы люди о своих напастех попечение имели». А когда и это не отвлекло взволнованных сограждан, тогда, уже в следующем месяце, в июле, примчалась весть о набеге татар.

Давно не воевавший с нами (и уже не собиравшийся воевать) Крым вдруг, ни с того ни с сего, «пробудился», и новый хан Казы-Гирей со 150-тысячной ордой двинулся прямо на Москву. Войска стали готовиться к страшной сече. На поле вынесли Донскую чудотворную икону Богородицы. Ту, что была в Куликовском сражении. Только Царь Феодор Иоаннович оставался удивительно спокоен. Когда уже горели окрестности столицы, и передовые отряды с обеих сторон вступали в стычки, Царь невозмутимо сказал одному из бояр, что назавтра татар не будет. Кое-кто истолковал сие как пророчество. Другие объясняли всё действием чудотворной Донской иконы. Но от внимания третьих не ускользнула чёткая организованность, демонстративность татарского набега. Крымцы, действительно, лишь попугали московитян и убрались в ту же ночь. Их пропустили, потом не преследовали, и они слишком сильно не грабили по дороге. Видимо, довольны были тем, что получили от кого-то мзду. При военной силе, какою обладала Россия в то время, крымцы сами ни за что не решились бы напасть. Они не могли и пробиться к Москве без тяжёлых боев с заградительными отрядами, да и уйти безнаказанно не смогли бы. В лучшем случае, спаслась бы треть татар, безо всякой добычи. Так что, как пишет историк И.Е.Забелин, «все обстоятельства этого нашествия заставляли угадывать, что оно было поднято теми людьми

из Москвы же, которым до крайности было надобно поправить народные умы в другую сторону от совершившегося злодейства в Угличе».

Радость по поводу избавления от басурманов, действительно, затмила часть умов. В память «победы» был заложен Донской монастырь; в Грановитой палате шли пиры, и гости наперебой славили «великого полководца» Бориса - «царского шурина», который, похоже, и к войску в тот раз не выезжал. Такая «пиар-технология», выражаясь современным языком, для России XVI века было новостью неожиданной. И всё-таки обмануть народ и отвлечь от разговоров об убиении царевича Димитрия Годунову не удалось.

Следственная комиссия во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским (будущим «боярским царём») констатировала смерть царевича от «несчастного случая». Отрок, будто бы играя с ножичком, сам нечаянно зарезался в припадке падучей болезни (эпилепсии). Однако выводам комиссии мало кто верил. Шуйский, отца которого Годунов погубил совсем недавно, не мог быть сообщником «царского шурина», потому его и назначили главным в комиссии, чтобы придать ей видимость объективности (руководил же следствием Лупп Клешнин). Но, спасая свою жизнь, Василий Шуйский вынужден был выговаривать Годунова и его агентов в Угличе. Впрочем, смерть царевича оказалась столь загадочной, что Шуйский мог оказаться свидетелем дел ещё более тёмных и скрытых от самого Бориса. Потому, возможно, он без особых колебаний подтвердил липовую версию о случайном «самозаклании» царевича.

Со смертью отрока Димитрия перед Годуновым открывалась реальная перспектива достижения своей цели. Бездетный болезненный Феодор Иоаннович не мог прожить долго. На нём династия Рюриковичей пресекалась. Была ещё побочная женская ветвь. Как мы помним, дочь князя Владимира Старицкого, Мария, двоюродная племянница Грозного, стала вдовой Ливонского короля Магнуса. Так её вместе с дочерью-отроковицей Годуновский наёмник, Дж.Горсей, сумел выманить из Риги и доставил в Москву. Королеву Марию тотчас постригли, чтобы не могла иметь претензий на Царство, а дочь её, по малолетству, постричь не могли, потому девочка очень скоро умерла. То же самое произошло, когда через год после убийства царевича Димитрия у Царицы Ирины всё-таки родилась дочь Феодосия. Малютка умерла, не прожив и трёх лет, как ни берегли её отец с матерью. В изведении царевны Феодосии окружающие обвиняли Бориса, но он к тому времени уже научился затыкать рты обличителям и, вообще, неугодным ему людям.

Опыт он приобрёл на Угличском деле.

Как уже говорилось, комиссия под началом Василия Шуйского постановила считать убиение царевича Димитрия несчастной случайностью. Это требовалось доказать. Свидетели на месте утверждали обратное. По их словам: в шестом часу дня, 15 мая 1591 года, царевич вместе с «мамками», постельницей (Колобовой) и кормилицей Ариной Тучковой вышел во двор погулять. Мамки отпустили отрока совсем недалеко. В это время к нему подошёл Осип Волохов, взрослый сын главной мамки Василисы. Осип спросил царевича, не новое ли у него ожерельице. Ребёнок ответил, что старое, и в доказательство вытянул шейку. Тогда злодей выхватил нож, перерезал Дмитрию горло и бросился наутёк. На крик кормилицы выбежала Царица Мария, за нею слуги и главная мамка Василиса Волохова. В исступлении горя и гнева Царица стала избивать Василису (как мать убийцы) поленом. Осипа скоро схватили. Пономарь (вдовый поп по прозвищу Огурец) ударил в набат. Главный соглядатай Годунова при царевиче, дьяк Михаил Битяговский, бросился на колокольню, но Огурец заперся и продолжал звонить. Сбежался народ, прибежали братья Царицы - Михаил, Афанасий и Григорий Нагие. Причём Афанасий в тот же день удалился из Углича и бесследно исчез. Он лишь заехал в Ярославль к бывшему там Горсею и поведал англичанину о случившемся по версии Нагих. Именно в этой версии мы только что изложили происшедшее событие.

Соглядатаев Годунова Нагие знали отлично. Ими были и главная мамка, Василиса Волохова, с сыном Осипом (названным убийцей), и Михаил Битяговский с сыном Данилой и племянником Николаем Качаловым, и их холопы. На всех агентов Бориса Годунова тотчас указали разъярённому народу. Угличане разорвали Осипа и Битяговских (всего 12 человек), и свидетелей со стороны соглядатаев не осталось. Не забили до смерти одну Василису Волохову, но она не видела того, что случилось во дворе, а потом, избитая до потери сознания, она проболела больше недели. Так что убиенного отрока похоронили без неё. Некую юродивую, приходившую играть с царевичем, тоже зачем-то убили (очевидно, чтобы не проболталась). Таким образом, кроме Нагих с их слугами, никто больше не мог знать подробностей убийства или подмены Димитрия.