Ну привет, заучка...
Шрифт:
— Поехали покатаемся? Тебя бабушка с ночевкой отпустит?
Я замерла, понимая о чем он говорит. С ночевкой. Наверно, в этом чудесном доме, где мы в первый раз… Где он… Опалило огнем, кажется, полностью, везде. И щеки, и шею, и живот, и между ног. Пришлось бедра сжать непроизвольно.
— Отпустит… — я свой голос не узнала, хриплый какой-то, сорванный. Развратный.
Судя по еще сильнее потемневшему взгляду Аслана, он тоже впечатлился. Встал резко, мотнул головой на выход.
А я полминуты еще сидела, собираясь, чтоб встать, чтоб ноги не дрожали. Столько обещания было в его взгляде. Столько голода.
Аслан
— Я тебя на улице подожду, в машине, — крикнул и вышел.
А я отправилась в комнату.
Бабушка смотрела "Песню года". Повернулась ко мне, вздохнула.
— Иди сюда, Катенька.
Я подошла, села рядом с креслом, на пол, положила голову ей на колени, как всегда делала, с детства. Защемило в груди, стянуло. Такая родная, такая близкая. Сколько раз я так сидела, обнимая ее? В детстве, когда падала и ударялась, когда оценки получала плохие, когда на соревнованиях проигрывала… Точно так же я сидела, прижимаясь к ее коленям и воя от ужаса и боли, когда мама умерла. А она гладила и утешала. И тогда тоже. И теперь. Гладит. Успокаивает. Утешает.
— Он хороший мальчик, Катенька, я вижу. Молоденький, конечно. Но не старика же тебе. А он хороший, цельный, серьезный.
— Ба…
— Я вот маме твоей не смогла в свое время сказать… Но она, бунтарка, и не слушала меня, не сидела никогда так, как ты, котеночком не сворачивалась, ласки не искала…
Она редко говорила о маме. И теперь общая наша боль потери опять уколола, заставила слезы на глазах выступить.
— Ну что ты… Тебе не плакать надо сейчас… Он хороший мальчик. Иди. Он ждет. Мама бы твоя одобрила. И я одобряю.
— Ба…
Она подняла меня за подбородок, вытерла слезы.
— Иди.
Я поднялась, как во сне, прошла к прихожей, оделась. Выглянула в комнату. Бабушка сидела перед телевизором, спиной ко входу, смотрела "Песню года" и улыбалась.
Аслан ждал меня возле машины, подхватил с разбегу на руки, как когда-то, совсем недавно, а, кажется, в другой жизни, в подъезде, когда я, наплевав на все, навстречу к нему бежала, и поцеловал.
И затискал, задышал жарко в шею, сжимая крепко, не желая отпускать:
— Моя, моя, моя… Сука, думал, не дождусь… Поехали скорей, поехали…
Усадил меня в машину, и с юзом, по-мальчишески вырулил со двора. А я только рассмеялась счастливо, чувствуя, что впереди только светлое что-то, счастливое. И что это непременно будет. Поймала взгляд Аслана на своих коленках, и сердце зашлось в предвкушении. Того, что будет. Непременно будет.
19
— Я не пущу!
Я отвернулась от кипящего Аслана, чувствуя, как сама закипаю. Рабовладелец, блин! Не пустит он! Да я его, можно сказать, из вежливости спрашиваю!
— Не думай даже! Знаю я, чем вы там занимаетесь!
О, а вот это уже интересно! И чем же это таким мы там занимаемся?
— И чем же, по-твоему, мы таким занимаемся? А? На даче? Три женщины?
— Да какие три женщины? — взъярился Аслан, раздувая ноздри породистого носа. Орел, блин. Не орел, козел! Упертый! — Как только ты туда едешь, сразу же там и историк нарисовывается!
— И что? — опешила я от предъявы, — это дача его прабабушки, между прочим!
— Вот-вот! Нехер тебе туда ездить? Мало моей дачи? Хочешь еще? Или… —
Я только вздохнула. Ревность Алиева была неприятным сюрпризом для меня. Причем, гад такой, не сразу себя во всей красе проявил, далеко не сразу!
Вначале просто шелковый был!
Особенно, когда приехали обратно в Москву после жарких новогодних каникул, за время которых у меня ноги реально перестали друг друга в лицо узнавать, настолько редко встречались.
Я понимала, что мне надо будет реабилитировать Алиева перед Татьяной Викторовной, с которой я ссориться не собиралась совершенно. И сделала это. Хоть и с трудом. Она все же позвонила Дзагоеву, и тот, похоже, провел еще одну воспитательную беседу с моим парнем (ох, до сих пор не привыкну к тому, как это звучит).
Аслан не рассказывал, о чем они говорили, но, похоже, ему выставили условия. А он не выдержал и послал всех лесом. За что тут же словил по полной программе, потому что приехал ко мне в тот же день злой, со слегка перекошенным лицом и распухшими костяшками.
В машине, куда я спешно села, выбежав из дома, в чем была, после командной смс, он заявил, чтоб я шла и срочно собирала вещи, потому что переезжаю к нему. На мои вопросы о том, что случилось, он только прорычал матерно. Из его тирады я поняла, что Дзагоев не разрешил ему ко мне подходить. Иначе выгонит из клуба.
А клубом Аслан дорожил очень сильно. И тренировками — тоже. И это был удар. Для меня же было ударом то, что я могу разругаться с моей учительницей, единственным человеком, поддержавшим меня в сложной ситуации. Я не хотела этого. Поэтому постаралась утихомирить своего мужчину.
Не сразу удалось, конечно. Но я применила запрещенный прием. Подсмотрела в одном обучающем видео в интернете. Там очень понятно все показывали на розовом фаллосе. Тренировки пригодились, потому что Аслан, как всегда, очень благосклонно воспринимающий мою инициативу, отвлекся, возбудился еще больше, а потом и вовсе перетащил меня на заднее сиденье своей красавицы, где места было маловато, но мы остались довольны. Я, выгибаясь от удовольствия и пытаясь сдержаться, чтоб не сильно давить ладонью на стекло и не кричать в голос, и проигрывая и в первом и во втором случае. И Аслан, матерящийся за моей спиной, пока быстро и грубо вбивался в мое податливое тело, глухо рыча и рассказывая, насколько ему плевать на мнение окружающих, и что я его, только его, и давай, покричи, малыш, пусть все слышат, и похер на всех, и сами разберемся, со всем сами разберемся, и вообще…
Потом, выходя с красными от стыда щеками из машины, я только голову низко наклоняла и радовалась, что машина у этого пижона в хлам тонированная. Что не спасало, конечно, от понимания, чем мы там занимались, но хоть не видно было. Зато стыдно. Дико стыдно. И больше я ему такого не позволю. Может… Где-нибудь в уединенном месте…
Татьяна Викторовна уговорилась с трудом. Но все же согласилась, что моя жизнь — мое дело. И моя постель — тоже мое. И что, если мне нравится, то…
Короче говоря, мы немного подулись друг на друга, но вскоре за ней заехал большой черный джип с двумя пассажирами на переднем сиденье, и она, со вздохом, пообещала, что обсудит это вопрос с Дзагоевым. И убедит его принять Аслана обратно в клуб. И тренировать.