Ну привет, заучка...
Шрифт:
— Ты… Застегнись, пожалуйста, а то я, бля, не уверен, что…
Я в недоумении оглядела себя, и, пыхнув щеками еще сильнее, чем до этого, принялась приводить в порядок блузку, оказывается, расстегнутую на груди и не скрывающую простенький спортивный лифчик, потом кофту, полы которой вообще потерялись под дубленкой, а затем и саму дубленку, до того, как я села в машину, плотно запахнутую и завязанную поясом. Как он умудрился это все на мне расстегнуть за время поцелуя, что я даже и не заметила, не поняла ничего — загадка. Хотя, с его опытом…
Тут у меня что-то кольнуло резко. Может, поэтому не стал продолжать? Не понравилось то, что увидел? Конечно, у него
Почему-то обиделась, хотя, по-хорошему, радоваться бы мне, дурочке, что все закончилось так рано и без ущерба для меня. А вот не радовалась. Злилась и обижалась. До слез прямо. Невыносимо стало с ним сидеть в таком замкнутом пространстве, дернула ручку двери, заблокировано.
— Ты чего делаешь? — Аслан наблюдал за моими истерическими дерганьями с нескрываемым удивлением.
— Я хочу выйти!
— Куда?
— Домой! А ты давай, езжай по делам. Других девочек катать.
— Ты — дура?
Ах, он еще и оскорбляет! Опять мы вернулись к издевкам! Стало еще больнее.
— Сам дурак! Давай своих фитоняшек окучивай, а ко мне чтоб не подходил, ясно?
— Ясно.
Аслан выкинул сигарету и вырулил из проулка. И развернулся в сторону пригорода. Я, перестав дергать ручку, просто злобно смотрела на него, даже не думая спрашивать, куда это он намылился. Все равно, судя по настроению и злому лицу, не скажет. Только самолюбие свое в очередной раз потешит, гад! А вот фиг ему! Пусть только остановится и выпустит.
Но, когда мы через пятнадцатиь минут выехали из города окончательно, я начала переживать. И смотреть по сторонам и на Алиева с испугом. Кто его знает, гада? Вдруг с ума сошел? И бросит меня здесь, посреди трассы? Или в лес завезет. И плевать ему, что его бабушка моя видела, никто ничего не докажет. Папочка отмажет. Я ж его не знаю совсем! Только то, что он буйный, а в последнее время спокойный. Может, это у него ремиссия была? Временное просветление? Ох, мама…
Я сидела тихо-тихо, надувшись, как мышь на крупу, и не смотрела на водителя больше. Только вокруг, машинально отмечая дорогу. Конечно, не то чтоб я прямо верила, что Алиев ненормальный. Бешеный, безбашенный, дурной — это да. Но не сумасшедший. Поэтому выверта от него ожидать можно, но вот какого? Целовать ему меня нравилось, раздел — не зашло. Должен бы отпустить. А он везет куда-то. И не говорит, куда. Что угодно можно подумать…
15
Дорога в закрытый коттеджный поселок, о котором я знала только то, что он есть, и что там все дико дорого, была расчищена идеально. Лучше, чем центральная в городе.
Мы подъехали к огромному дому, очень интересному, словно с картинок журналов о последних тенденциях в архитектуре сошедшему, и остановились.
Алиев вышел из машины и открыл дверь с моей стороны, подал руку. Надо же, вежливый какой…
Я все же вышла, хотя, признаюсь, очень хотелось заупрямиться. Но не стала. В конце концов, надо же выяснить, что он от меня хочет?
Если не меня?
Воздух, морозный, острый, ошеломил хвойной чистотой. Я с удовольствием вдохнула его полной грудью, так, что даже голова закружилась. Осмотрелась.
Тихо. Мама моя, как тихо!
На большом участке хвойные деревья росли в изобилии, немного пряча фасад дома. Одна из елок была украшена игрушками. Удивительно, словно
Смотрел он на меня опять жадно. Горячо. Словно… Опять хотел. Но это же не так! Почему смотрит тогда так? Или мне, дурочке наивной, вообще все показалось? Он просто смотрит, думает о своем чем-то… А я насочиняла. Напредставляла. Но тут же вспомнились его поцелуи, его напор… Даже мне, неумелой скромнице, было понятно, что не может это быть простым притворством. Не может. Так что не показалось. Точно не показалось. И тогда, и теперь. И в этом свете вообще непонятно, что это такое было в машине.
Пока я размышляла об этом, он дернул меня за руку, которую так и не выпустил, пока из машины помогал выйти, и поцеловал.
Я только ахнуть успела, да ладони в его грудь упереть. Так и не понимая, оттолкнуть хотела или наоборот.
Да и неважно стало это в тот момент. Потому что от поцелуя я опять моментально стала глупая-глупая, забыла о своих мыслях, о том, что хотела отправить его прочь, вообще обо всем. Только прижалась сильнее, позволяя жадному парню владеть мной, моими губами, моим телом. Он обнимал меня, сильно, очень сильно, и целовал. Не торопясь, не так, как раньше. Медленно, растягивая удовольствие, словно приучая к себе, а меня и не надо было приучать. Я уже привыкла. Уже наслаждалась вкусом его, жадностью, языком настойчивым, запахом парфюма, перемешанным с сигаретами и терпким возбуждением. Плохая привычка. Вредная, наверняка. Когда-нибудь она меня убьет. Но такая сладкая, такая необходимая!
Аслан оторвался от меня, осмотрел запрокинутое, красное от возбуждения лицо, мокрые замученные губы, выругался:
— Бля… По-другому же хотел, нормально же все сделать, красиво… Бля… Пошли в дом, заучка, скорее, а то сил нет никаких…
Он настойчиво притянул меня к себе, словно боясь, что я сорвусь и убегу, прикосновения его жгли кожу, потому что опять, непонятно как, за время поцелуя его руки оказались под моей расстегнутой дубленкой и касались голой кожи спины, забравшись под кофту и блузку.
Я пошла. В груди екнуло, потому что сейчас, в отличие от замкнутого пространства машины, в котором я словно одурманенная была, прекрасно понимала, что будет дальше. Что будет здесь, в этом красивом доме. И не была против. Нет.
Нет же?
Его напор, как всегда, ошеломил, сбил с толку, его поцелуи просто почву из-под ног выбивали, поэтому отказаться я не могла. Просто не могла, и все.
В доме Алиев провел мне экскурсию.
— Это холл, — шептал он, стягивая с меня дубленку и целуя в шею, жарко, с прикусом, так что я дрожала вся от прикосновения его зубов к коже.
— Это лестница наверх, в гостевые, но мы туда не дойдем, — бормотал он, мягко подталкивая меня всем телом в сторону огромного коричневого дивана, стоящего прямо в центре холла — гостиной.
— Там, — тут он махнул головой в сторону огромных, до самого пола окон, за которыми был лес, укутанный снегом, — выход во двор, потом покажу…
С этими словами он опрокинул меня на диван, к коже которого я уже прикасалась голой спиной, потеряв по ходу экскурсии и кофту и блузку.
И это прикосновение неожиданно охладило меня, привело в чувство. Я распахнула глаза, уставившись прямо в лицо нависшего надо мной парня, жадно и восхищенно оглядывавшего свою добычу. Как-то по-собственнически у него получалось, хищно даже. Я напряглась. Опять в голову пришли все те воспоминания о его непрошенных прикосновениях в институте, о приставаниях, о грубых злых словах.