Ну здравствуй, муж!

Абалова Татьяна Геннадьевна

Гаррон страдал. До этого он был грязен и не чесан, но его кормили с руки, а теперь от него воняло мылом, и ел он с пола.

На следующем постоялом дворе верблюдов сменили запряженные в повозки кони – впереди путников ждал перевал. Горная гряда, даже в жаркое время занесенная снегом, делила Хаюрбат на две части: малонаселенную северную и благоденствующую южную, упирающуюся пологой частью в море. Здесь-то Гаррон впервые за всю свою собачью жизнь почувствовал себя нужным: его пустили в постель, чтобы он согревал ноги Шаши. Утром пес

проснулся на одной с ней подушке, а его теплое пузо прижималось к груди танцовщицы. Он был почти счастлив и даже не обиделся, когда его одернули командой «К ноге, Рон!».

До столицы они добрались к исходу седьмого дня.

Повозки остановились у приземистого одноэтажного здания без единого окна, выходящего на улицу. Гаррон встряхнулся и встав на облучок, огляделся. Нет, не такой он представлял столицу Хаюрбата. Где белокаменные дворцы? Где воздушные переходы и арки, где легкость строений, свойственная соседней Кадии? Темно, душно и грязно. Красноватая пыль, скрипящая на зубах, висела над городом туманом, из-за нее даже ночное светило поменяло цвет с серебристого на ржавый.

– Давай, давай, проходи! – Дани подпихнул пса ногой в сторону небольшой дверцы в глинобитном заборе. Рон зарычал, после чего получил более ощутимый пинок и влетел, наконец, во внутренний дворик. Фруктовые деревья, небольшой водопад, стремящийся в круглый водоем с золотыми рыбками, птица, подающая голос из плотно закрытой тканью клетки.

– Фить-пе-рю! Фить-пе-рю!

– Вот мы и дома! – воскликнула Шаша и, широко раскинув руки, закружилась. Ее движение всколыхнуло пламя, гнездящееся в чашах на высоких тонких ножках. Кто-то заранее обеспокоился подготовиться к приезду хозяйки.

Между тем караван из повозок тронулся, увозя восвояси остальных путешественников, лишь конь Дани, привязанный к колышку на улице, терпеливо ждал своего седока.

Не успели внести вещи, как кто-то поскребся в калитку.

Рон не удержался, залаял, хотя быстро заткнулся, ругая себя, что так легко поддается собачьим инстинктам.

– Подожди, – Шаша остановила Дани, направившегося к двери. – Наверное, это эльф.

– Ты никогда не называешь его по имени.

– Я просто его не знаю, как и он моего настоящего. Так безопаснее. Кто там?

– Цветы от поклонника.

Во двор вошел утонченный мужчина без определенного возраста. Ему могло быть и сорок, и четыреста. Красивое лицо, гладкие серебристые волосы, забранные сзади в хвост, свободная рубаха, опоясанная тонким ремешком, белые штаны и белые же башмаки. Ни капли пота на лице, хотя Шаша и Дани им обливались.

– О, у нас посторонние?! – эльф дернулся, чтобы уйти, но его остановила танцовщица.

– Это свои.

Лицо эльфа скривилось. Он спрашивал вовсе не о собаке, хотя та смотрела на контрабандиста, играющего на руку врагам Агрида, во все глаза. Его беспокоил Дани.

– Я же просил, чтобы никто и никогда…

– А по городу ты как шел? – Дани набычился. –

Думаешь никто не заметил такого дятла с корзиной цветов?

– Дани, на улице он пользуется иллюзией. Да и сейчас я не уверена, что мы видим его настоящее лицо.

– Сегодня я просто старушка, – эльф постучал длинным пальцем по висящему на шее приметному кругляшу, – которая тащит с рынка корзину с фруктами.

«Амулет, сделанный отцом?! – Гаррон не верил своим глазам. – Кто же ты такой? Наверняка не последний эльф в княжестве, если позволяешь себе весьма редкие артефакты».

Цессир-младший знал, о чем говорил. Его отец не торговал, как многие даровитые маги, амулетами, в которых были заложены способности рода. Ему хватало денег от основной деятельности, направленной на благо королевства. Меняющие внешность медальоны выдавались строго по ведомости, а по использованию немедленно возвращались под ту же роспись. При подготовке к сложным операциям в такой артефакт закладывалась не одна смена ликов, порой доходило до двадцати. А потому тратиться на безделушки для бездельников или, как бы точнее выразиться – для розничной торговли, лорд Цессир ни за что не стал бы. Он берег магию для более важных дел.

«Значит ли это, что и в нашем ведомстве есть предатель?»

– Принес? – не стала тянуть Шаша. Было заметно, что ей не терпится избавиться от общества контрабандиста.

– А где деньги? – эльф приподнял бровь.

Танцовщица порылась в карманах и вытащила тканевый мешочек. Мужчина задумчиво взвесил его в ладони.

– Амулет перемещения в корзине, – произнес он. – В следующий раз приготовь золота на десять процентов больше.

– Почему? Ханнор поднял цены? – насторожился Дани.

– Он и не знает, что его амулеты попадают в Хаюрбат, деточка, – эльф отвечал лениво, тянул гласные. – Цена повышается из-за дятла. За все надо платить. Даже за неосторожно брошенное слово.

Эльф смерил насмешливым взглядом Дани, и тот сжал кулаки до белых костяшек.

Гаррон не выдержал. Поднял ногу, и белые штаны контрабандиста украсило желтое пятно.

– На двадцать процентов, – ничуть не меняясь в лице изрек гость перед тем как покинуть дворик. – Теперь цена повышается на двадцать процентов.

Дани сел на корточки и пожал лапу псу. Танцовщица удрученно покачала головой.

О чем они разговаривали в доме, Гаррон не слышал, его оставили за дверью, но Даниил вышел раздосадованный, а Саша плакала. Перед калиткой они крепко обнялись. Воин взял из рук Александры разворошенную корзину с цветами и зашвырнул ее через забор на улицу. Потом наклонился к самым губам танцовщицы.

– Поцелуй меня так, как ты целуешь всех этих хаюрдагов. Я хочу обо всем забыть.

– Я поцелую тебя так, чтобы ты обо всем помнил и не стремился вернуться сюда, – она обхватила его лицо ладонями и нежно прикоснулась к губам. Пес заскулил. В Гарроне впервые проснулась ревность.