Нуба
Шрифт:
— Да, мой жрец, мой Пастух, — согласился молодой, и старик усмехнулся восхищению в его голосе. Не зря его глаза полны вечной вонючей влаги, жрец Удовольствий знает, что такое правильные удовольствия. Вот сейчас — увидел воображаемое, и насладился. Хороший ученик. А пленник… Кто знает, может быть, мать-Тьма одарит их этим пленником — позволит не убивать по завершению дела, а создать могучего палача, прихотливого в изобретении полезных забав. Своей головой он подымет потолок нижнего мира,
Он шел, мягко ступая по гладкому камню. И ощущая, как грудь и живот наливаются сладостью, как немеют кончики пальцев, восхищался собой. Пусть Младший, владеющий женщинами Острова, холит свои страсти и вожделение к женскому. Ему не понять, как изысканно наслаждение большим. Предательством, коварством, расширением власти над душами.
У круглой двери с шестиугольным оконцем Пастух поманил младшего толстой рукой.
— Взгляни на спящего, что лелеет себя в сочном и ароматном саду, полном меда и водопадов.
Жрец удовольствий послушно приник к оконцу, утопая лицом в сером тумане.
В камере, свернувшись, спал черный великан, с ободранными о камень локтями и коленями, с большой ссадиной на лбу. У сбитой скулы копошились многоножки, торопясь всосать брюшками вязкую подсыхающую кровь на полу.
— Надеюсь, его тело само залижет раны, которые он получил, бегая во сне по такому большому, такому маленькому саду. Залижет до следующей четверти Луны, и мы снова отправим его в большое путешествие. Вели стражникам связать его, пока не очнулся. А потом приведи к нему своих женщин.
Глава 13
Нубе снилась деревня и маленький дом, сплетенный на нижнем ярусе ветвей огромного дерева. Он любил сидеть здесь, в самом углу террасы, где через свисающие ветви была видна далекая красная пустыня и зыбкое марево над раскаленными песками.
Сейчас он сидел не один. Рядом, подставив ко рту светлую ладошку, устроилась худая быстрая девочка. Старательно жуя, она время от времени сплевывала в руку зеленую травяную кашу, и когда жеваное кончилось, прокашлялась и сказала повелительно:
— Давай свой локоть. Вот так.
Ссадина запульсировала и боль стихла, оставляя вместо себя ноющую сладость отдохновения.
— Держи рукой, чтоб не свалилось. Теперь лоб давай. Кому говорю! — прикрикнула, и в голосе прозвучало удовольствие от возможности покомандовать таким сильным и большим другом.
Держа ладонью разжеванную кашу из целебного листа, Нуба послушно повернулся, набычив лоб, зажмурил глаза. Девочка шлепала на ободранную кожу комки и, раздавливая, прижимала.
— Ровно глупый
Шептала заботливо, и одновременно ворчливо, копируя мать. Нуба открыл глаз, разглядывая. Как ее зовут? Звали? Забыл… Нет, вспомнил! Онторо-Акса! Но…
Отталкивая девичью руку, он сел. Зажмурился от мягкого, сеющегося сверху света. Вдохнул тяжелый сладкий запах. Девушка сидела напротив, опираясь руками о траву, и разглядывала его смеющимися глазами.
— Ты проснулся!
— Почему ты? Ты в деревне была. Со мной. Только совсем еще…
Она затрясла головой так, что бисерные серьги разлетелись над гладкими черными плечами.
— Это сон. Я все время тут. И ты теперь тут. Навсегда.
— Как навсегда?
Он вскочил. Дико глянул вниз — на коленях и щиколотках дернули болью рубцы от веревок. Закачались вокруг белые раструбы огромных цветов.
— Это теперь твой сад, — объяснила девушка, глядя снизу. Она по груди была замотана в полосатую, белую с оранжевым кангу до самых щиколоток. Ступни и ладони горели яркой краской, такой же были наведены тонкие брови.
— Нет! — он рванулся вперед и, тяжело пробежав несколько шагов, ударился о воздух. Откачнулся, мотая ушибленной головой.
— Берегись, — смеясь, крикнула она, вскакивая. Подошла, поднялась на цыпочки, осматривая лоб.
— Тут надо ходить медленно. И осторожно. Здесь все не такое, как видится. Особенно шаги. Ты просто не торопись никуда и протягивай руку. И будет все хорошо. Смотри, какие цветы.
Она тронула поникший цветок, взяла его, как берут ребенка за подбородок, поднимая лицо. Сказала с грустью:
— В моем саду нет таких. И листьев нет. А еще у тебя птицы. Можно я буду приходить к тебе иногда? Просто потрогать их. И понюхать. Можно?
Нуба стоял, не слушая, ловил в голове мысли и воспоминания. Он хотел уйти от Карумы. Старик пришел и напоил его. И потом они долго шли, плыли на плоту. Да, еще был костер, с веером огня. Как летучая радуга. И лестница была, перед глазами. А потом?
— Что потом?
Девушка пожала гладкими плечами.
— Потом ты здесь.
Издалека донесся мерный стук барабана. Она обернулась.
— Мне надо идти. Как плохо. Я хочу тут с тобой. И с цветами. Ты позволишь мне вернуться?
Отступала, подбирая полосатый подол рукой, смотрела на него печально и вопросительно. Шепнула:
— Пожалуйста. Мне тут очень плохо. Позволь мне. Скажи да.
— Да, — сказал Нуба, изо всех сил желая, чтоб та скорее ушла, и одновременно жалея ее, — приходи, когда хочешь.
Улыбаясь, она вытерла слезу и, повернувшись, исчезла в густых зарослях.