Нулевой километр

Стасина Евгения

Глава 52

Гад. Законченный идиот, которому не хватило духу сказать мне в лицо, что я оказалась недостаточно для него хороша. Ушёл, даже не обернувшись, а я должна размазывать тушь по щекам на глазах у Дарины и этого чертового усача. Пинаю колесо иномарки, но легче мне так и не становится. Лучше бы не встречались! Никогда! Лучше бы я и дальше терпела Диму Игнатова, поливающегося дешевыми духами, или этого Леньку, что даже сейчас глядит на меня с осуждением, прислонившись спиной к стене. Радуется?

Упивается моим проигрышем и уже готовит речь, чтобы ещё больше разбередить нанесенные Максимом раны?

– Садись, Юль, - ещё и Дарина эта! Нетерпеливо ерзает на водительском сиденье, пытаясь привыкнуть к обитому кожей креслу, и недовольно пыхтит на мою нерасторопность.
– Слушай, а мне тачка нравится. Вблизи этот розовый цвет хорошо смотрится.

Из салона выбирается и обходит четырехколесного монстра, любовно поглаживая блестящий металл. Ничего хорошего. Я на иномарку даже смотреть не могу — пялюсь куда угодно, лишь бы не на неё. С ней теперь связано все самое плохое, что произошло в моей жизни: обещания Бирюкова, которые он уже никогда не сдержит; расстроенные физиономии детей, что жались друг к дружке, до конца не понимая, как им себя вести; чертова Лида, что замерла у окна, сопровождая пустым взглядом мой торопливый побег из вдруг ставшего таким родным семейного гнезда. Продам и начну сначала. С чистого листа, больше ни одной слезы не проронив по мужчине, который на самом деле не кто иной, как самый настоящий трус!

Поворачиваюсь, решительно настроившись уехать подальше, и наступаю ногой на какой-то рекламный буклет. Что это? Брошюры, расписывающие заманчивые банковские предложения?

– Медицинский центр?
– нет. Вместо девушки в синей форме сотрудницы кредитного отдела, пожилой врач в зеленом чепчике.
– Тихомиров что расширяется?

Смотрю на Кострова, а он уже отталкивается от своей опоры, подходит ко мне и берет помятую бумажку из моих рук. Чешет висок, угрюмо сведя брови на переносице, и чему-то горько ухмыляется:

– Не ожидал я такого от Руслана Сергеевича.

– Да что ты? Он вроде как бизнесмен, - чего удивляться? На здоровье можно такое состояние сколотить. К черту, я больше чужие деньги не считаю. Сыта по горло.

– Это для Макса, наверное, - в карман прячет и теперь смотрит на меня с осуждением.
– Всю жизнь ты парню испортила. Свою не пойми во что превратила, и ему мать спасти не дала.

– Мать?
– переспрашиваю еле слышно, и машу рукой Дарине, безостановочно жмущей на клаксон. Не перестанет, лично её задушу.
– О чем ты?

И какое я, вообще, имею отношение к матери Бирюкова? Я её даже в глаза не видела!

– О том! У мамы Максима рак. И если б не ты, Тихомиров на лечение денег дать обещал. А теперь вон, наверное, брошюрой в лицо ткнул и дал понять, чтоб помощи больше ни ждал. Ни работы теперь у него, ни надежды…

Затылок трет и сплевывает себе под ноги, а я даже звука выдавить не могу.

– Дураки вы! На, - что-то со звоном падает к моим ногам и, лишь подняв холодный металл с бетонного пола, я понимаю, что это ключи. Перебираю связку пальцами и во все глаза смотрю на усача.

– Я надеялся, вы одумаетесь. Думал, не переедешь, с Тихомировым останешься, и у парня

ума хватит денег у него попросить.

– То есть?
– я сейчас наверняка белее свадебного платья, на примерку которого Смертина из-за меня опоздает. Воздух ртом хватаю и только и могу, что головой качать, отказываясь верить в услышанное.

– Он что, - за рукав Леню хватаю, не позволяя уйти, и так сильно сжимаю ключи в кулаке, что ладонь начинает саднить.
– Он не бросил меня?

– Нет. Матери плохо стало, пришлось среди ночи уехать…

– А позвонить? Почему не позвонил?

Господи, он ведь номера не знал… Я улыбаюсь, мысленно уже ругая себя за каждое оскорбление, что крутилось на языке, а шофер брезгливо морщится:

– О чем я всегда и говорил, Юлия Константиновна. Вы ради собственного счастья по головам пойдёте. Надеюсь, Максиму хватит ума больше с вами не связываться, - пиджак застегивает и, кивнув на прощание Звягинцеву, садится в Рено.

По головам? Гляжу вслед отъезжающему авто и только сейчас начинаю осознавать, что за своей радостью упустила главное - рак. Не моя распущенность, вздорность и хамство, а болезнь, победить которую с пустым кошельком не так уж и просто, заставила Бирюкова наплевать на свои обещания. Я себя жалела, проклиная ни в чем невиновного мужчину за холодность, а он у постели матери сидел, гадая, доживет ли она до утра…

“У каждого свои семейные тайны,” - вспоминаю его слова, брошенные на скамейке у больницы, и сжимаю ладошками виски. Поэтому он меня сторонился? Поэтому отказался от дружбы в день нашего знакомства, поэтому терпел мои выкрутасы, сдерживая злость за плотно сжатыми зубами? Поэтому игнорировал мои взгляды и отказывался делить один диван на двоих? Знал, чем рискует?

Что же я наделала? Всего-то и нужно было - остановиться и хотя бы раз в жизни не гнать на красный...

– Юль, ну давай уже! Я так никуда не успею!

Слышу голос подруги и резко оборачиваюсь, натыкаясь глазами на розовый Инфинити. Чего уже рассуждать? Я влипла по самое горло и с этой любовью в одиночку не справлюсь. Ни теперь, когда знаю, что чувства мои взаимны. Ведь полюбил, верно? Иначе не упустил бы единственный шанс помочь собственной семье.

Или не единственный?

– Иду, - едва ли не бегом достигаю иномарки и, плюхнувшись на сиденье, нездорово сверкаю глазами.
– Нравится тачка, Дарин?

К черту эту воздушную подушку! Сама ведь хотела на доброе дело деньги пустить - забрать к себе детей и учится жить как все! Так почему бы с нуля не начать? Мне двадцать два всего, успею ещё жильем обзавестись, ведь так? Зато с ним, потому что одна не справлюсь.

– Что?

– Сама ведь говоришь, вблизи она хороша. Новая, месяц всего, как ей пользуюсь. Только чехлы поменять…

Чертов кот! Нужно было его в багажник запрятать.

– Юль…

– На четыреста тысяч дешевле, чем с завода отдам. Своему лапши на уши навешаешь и разницу себе заберешь.

– Нет, Юль…

– Пятьсот, - вижу, что она начинает сомневаться, и пальцы наудачу скрещиваю.

– Я, вообще-то, Мерседес хотела. Но Вадим Викторович говорит, что дорого: сейчас картину новую снимает, ещё и свадьба эта… Да и пятьсот тысяч…