Нулевой
Шрифт:
«Позже я спросил у Блейка. Он сказал, что это правда. В тот момент, когда я осознал, кем был спаситель, мне в голову пришла лишь одна мысль: „Почему я?“
Я размышлял, чем я хуже Ликса? Чем не подхожу на роль того, кто может обладать силой Нулевого? Мне пришлось долго искать материалы, которые позволили бы провести обряд. Да, я хотел стать Предвестником принудительно. Хотел всего лишь малую часть силы, хоть каплю, правда! Я бы смог вернуть родителей к жизни. Смог бы! Мне бы удалось! Но однажды все, из чего я состою, показалось мне отвратительным: существование, мысли, плоть, поступки, желания…
Я словно долгое
И действительно чуть не навредил вам своими действиями… Я очень прошу меня простить! Мне так чертовски жаль! Жизнь и раньше была для меня подарком, который я старательно отторгал, и она стала отторгать меня в ответ. Я не заслуживал ее и раньше, а сейчас тем более. Но мечта вернуть родителей так и осталась неисполненной. Одержимость ею не оставит меня до конца моих дней, которого я буду ждать с нетерпением, лишь бы оказаться рядом с родителями. Так зачем тянуть, верно? Я помешался? Наверное. Но мне уже все равно. Этот мир больше не для меня. Как я могу жить там, где нет тех, кого люблю? Конечно, я благодарен тебе за все, брат. Но ты должен понять. Ты всегда был на моей стороне, так поверь же в меня и теперь. Твоя надежда будет помогать мне, ведь самоубийцы не попадают в рай, а мои родители не могут быть где-то еще. Но я готов сразиться хоть с самим Сатаной, хоть с Богом, лишь бы отыскать их. И сделаю все, что понадобится.
Знаешь, я ведь с детства был одной сплошной проблемой, а если проблему нельзя решить, нужно уничтожить ее корень.
Я хочу остаться в твоей памяти скромным семнадцатилетним подростком, любящим искусство, рисование, утреннюю росу и свою пока еще живую семью. Запомни меня таким, а не слабовольным, измученным и истощенным горем человеком, из которого выветрилась душа. Запомни меня прежним Адамом, который не опорочил близких своими желаниями и не подверг их опасности.
Год назад мы с Феликсом нашли в одном из старых шкафов с хламом информацию об очень мощном артефакте, в котором заключена значительная часть силы предыдущего Нулевого Предвестника, однако даже примерное местонахождение артефакта было неизвестно. Судя по записям, он „безвозвратно утерян“, но Ликс нашел кое-какие несостыковки, в которые я не стану сейчас углубляться. Документы выглядели крайне подозрительно, а Блейк ни разу не упоминал о них, поэтому мы и начали расследование. Уверен, что ты уже успел обидеться на нас за то, что мы так долго скрывали это от тебя, но пойми: до недавнего времени никаких продвижений не было, мы изначально не верили в это дело, наши поиски были сродни детским играм в шпионов. Но недавно нам удалось кое-что отыскать! Теперь мы знаем, где артефакт. Обо всех подробностях тебе расскажет Ликс. Я прошу вас обоих – тебя, Джейкоб, и Феликса, – найдите эту вещь и передайте Нулевому втайне от нашего агентства. Четвертому Предвестнику нельзя доверять.
На этом мне придется закончить. Что-то внутри подсказывает, что это письмо тебе еще пригодится, поэтому я не буду писать ничего более.
Крепко-крепко тебя обнимаю и прошу: живи дальше, оставайся таким же солнечным и жизнерадостным человеком.
Прощай, брат. Прощай, Джей.
Твой навеки лучший друг и брат,
Адам
Дополнение. Незнакомец.
Нулевой, Второй, Третий и Шестой Предвестники, я буду краток. Как вы могли прочесть выше, американскому агентству нельзя доверять. Также я полностью подтверждаю информацию о существовании артефакта Нулевого. Почему только в нашем агентстве хранились
Кевин прочистил горло и, свернув бумажный лист вчетверо, вернул его Лукасу.
Всхлипывания Джейкоба превращались в завывания – он был близок к истерике, хоть и очень старался сдержаться.
Его лучший друг всего десять дней назад совершил самоубийство у него на глазах.
Слушая Кевина, Джейкоб слышал голос Адама, молодого человека с коричневыми, как только что созревшие каштаны, волосами, шоколадно-янтарными глазами, едва заметными веснушками и грустной улыбкой, которую он надевал, чтобы не беспокоить близких. Однако это плохо у него получалось, ведь после смерти родителей он больше не мог беззаботно веселиться. Не мог до той самой секунды, пока не подружился с Феликсом. Седьмой Предвестник, сам того не зная, вернул ему ощущение счастья. Слезы так и лились неудержимым потоком из глаз Джейкоба.
Нулевой поднялся из-за стола. Он подошел к парню и, грубо взяв того за спутанную рыжеватую шевелюру на затылке, поднял его красное от слез лицо. И ударил наотмашь. Сильно. Больно.
Парень свалился со стула, стукнувшись головой о тумбочку.
В ушах звенело от крови, которая с бешеной скоростью бежала по артериям и венам. Казалось, голова сейчас расколется на части от тупой пульсирующей боли.
Лукас одной рукой взял его за ворот одежды, отрывая от земли и держа в воздухе. Его голос напоминал гортанный рык:
– Заткнись. Твое нытье ни к чему.
«Отвратительно», – бесконтрольно пронеслось в мыслях лидера, и он приказал Джеку посадить Джейкоба обратно на стул.
Глава 8
Слез на лице парня больше не было. Остались лишь горькая обида и ненависть к Лукасу, к себе за то, что не сдержал эмоций, и к остальным Предвестникам. Казалось, его предал весь мир, оставив в одиночестве. Осознание этого пришло мгновенно, захлестнуло с головой, после чего выбросило на пустой берег, где не было ни души.
Связанный, он чувствовал себя, словно побитая дворовая шавка. В голове творился хаос.
Подняв голову, он не увидел ни капли сожаления во взглядах присутствующих.
«Неужто они настолько боятся его и не могут сказать ни слова против?..»
Но даже после того, как этот человек разбил его хрупкое душевное равновесие, Джейкоб невольно подумал: «Насколько ужасным было его прошлое, если он до сих пор не смог справиться с ним? Или же справился, отдав все людские чувства взамен?»
Только в тот момент он наконец осознал, что связался с самими Предвестниками – безжалостными убийцами, работающими согласно закону и морали, а не эмоциям. Перед ним стояли не люди, а посланники Небес, которым, казалось, неведомы обычные человеческие чувства.
Однако он ошибался. Четверо молодых людей, холодно смотревших на него сейчас, испытывали тянущую душевную боль, прикрытую вуалью отстраненности. Им было искренне жаль, но они не имели права показать это. Даже Лукас, который и правда не чувствовал ничего, кроме безразличия и раздражения, на секунду пожалел парня, отчего ударил чуть менее сильно, чем планировал. В этом и заключалось его милосердие.
Учителю же было по-настоящему наплевать. Он тихо стоял в стороне, его прямоугольное лицо с острыми скулами и морщинами на лбу выражало полное безразличие и незаинтересованность, будто все происходящее его не касалось.