Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Ну, посмотри на себя.
– Ты думаешь, что такой меня полюбят?
– Хрен знает. Обычно те, кто считают себя высокоинтеллектуальными обсосами, признают только себя. Полюбят они тебя вряд ли. Но они тебя захотят, что гораздо важней.
– Как-то тоскливо мне от этого. Может, прогуляемся?
Они отправились гулять по Новому Арбату. К удивлению Михаила Анастасия живо и эмоционально общалась и даже шутила. Михаил был настолько опьянен её новым образом, что даже забыл про свой страх.
– Так о чем ты разговариваешь в своем обществе?
– Я разносторонний и интересующийся человек. И большой любитель
– Да? – Михаил рассмеялся. – И какие у вас там политические взгляды?
– В основном – никакие. Я агитирую их за национальное демократическое государство европейского образца. Пока с переменными успехами.
– Брось всё это. Девушка должна быть красивой и тупой. Обсуждай в своей группе только события, происходящие в коллективе. Никогда не показывай, что ты интересуешься чем-то, чем не интересуются твои друзья. И перестань умничать. Иначе тебя назовут таким нехорошим словосочетаниям, которым обзывают девушку с неприкрытым богатым внутренним миром.
– Хочешь меня оскорбить?
– Я хочу тебе помочь. Вот послушай. Национальное демократическое государство европейского образца. Это сколько же много букв то! Не всякий представитель российской молодежи в перерывах между покуриванием гашика и распиванием Ягуара сможет объяснить суть европейского образца.
– Ну и что? Это не значит, что не нужно пытаться изменить страну к лучшему.
– Сейчас я воспроизведу тебе жизненный цикл правильного постсоветского существования. Он не сложный и заключается в том, чтобы до какого-то времени мучится от участи проживания в России, усиленно зарабатывая при этом бабло на иммиграцию. После чего счастливо жить в одной из стран загнивающего Запада. Там на Западе, конечно, всё загнивает, но как пахнет. Изменить стране проще, чем изменить страну. Все нормальные люди так и живут. В том числе и я.
– Вот из-за таких мерзких и циничных приспособленцев мы никогда не можем наладить жизнь своей страны.
– Да? – Власов рассмеялся. – А по-моему во всех наших бедах виноваты сопливые идеалисты. Если бы не вы, то все наши российские воздушные замки в лице самодержавия, коммунизма и суверенного поднятия с колен сразу же сгнивали, а не функционировали до момента открытого конфликта с реальность. Тогда наш народец бы, наконец, осознал себя в раздолбанной избе у разбитого корыта с гулаговскими костями, завернутыми в рваную телогрейку. И начал бы что-то делать с этим. Ели бы конечно не спился бы с горя от осознания ущербности исторического выбора.
– Ты просто невыносимый мудак.
– Что? – Михаил почувствовал приступ страха. – Извини меня, если я тебя обидел. Можешь смеяться, но я как раз один из тех, кто занимается европеизацией нашей политики.
– Ты же сам говорил, что таким не был. Я помню как в конце девяностых, – недоговорила Анастасия.
– В девяностых мы все во что-то верили и надеялись, – перебил Власов. – Теперь это уже не важно. Нулевые показали несостоятельность всех наших надежд.
Всё что мы знаем о реальном наследии славянской ведической культуры.
Однажды Власов стал участником типичного для конца нулевых годов события. К нему в офис зашел Макаров. Он
– Могу тебя поздравить, Миша.
– С чем это? – поинтересовался Власов.
– Ты сейчас станешь генеральным директором завода по производству снайперских винтовок. Только нужно вот подписать документы.
– И что это ты удумал на старости лет?
– Эволюционируем. Захват предприятия есть важная стадия в жизнедеятельности правильного ЧОПа. Это закон жизни. Пищевая цепочка. Биология. Три лимона получаешь сразу же налом. Потом бабки будут на офшор идти.
Власов оцепенел.
– Это в рублях?
– В каких, нахер, рублях? В долларах.
Как Власов не старался унять совесть, она всё равно взяла верх.
– Так это получается, вы отобрали у собственника завод?
– Что? – Макаров рассмеялся. – Да, я понимаю. Мне Лёня рассказывал, что вас отымели в начале десятилетия. Отобрали это не правильная формулировка. Мы скорее перезахватили предприятие, отобрав его у одного полковника ФСБ, который в свою очередь отобрал его у непонятного колхозного капитана милиции.
– Ужас, – Михаилу полегчало, – У полковника отобрали. Как это не патриотично.
– Госкапитализм. Что тут взять? – Макаров улыбнулся. – Всегда пёрся от твоего юмора.
– Где там надо подписать?
Институту Современного Европейского Развития нужно было с кем-то конфликтовать, чтобы модернизация не выглядела слишком уж искусственной и навязанной сверху. Так что на двух этажах ниже института СЕР был размещён институт Консервативного Славяно-Ведического Развития. Несмотря на название, набирали туда людей, которые по своим взглядам мало чем отличались от контингента института СЕР. Власов воспринял создания подобной конторы с глубочайшей иронией и цинизмом. Князев же воспринял подобный шаг серьёзно и с опасением за не только своё будущее, но и за будущее всей модернизации и европейского выбора России.
– И что ты так паришься по поводу всего этого? – спросил Власов, находясь в кабинете Князева.
– Мне всё больше начинает казаться, что ты был прав в нашем давнишнем споре.
– Нет. Пока модернизацию не свернут. У этого института совсем другие задачи.
– И какие же?
– Какие были у многих подобных организаций в прошлом и будут в будущем. Берут так называемых “патриотов” под строгий контроль. А то что-то они после манежек этих и русских маршей слезли с чекистского крюка. Будут разлагать их движение путём всевозможных интриг между их лидерами и подсовыванием им ложного дискурса. Я чем-то подобным занимался, когда только на власть работать начинал. Но мы работали с охватом на всю страну. А тут идёт точечное воздействие.
– Если они против националистов, зачем тогда они вступают в полемику с нами? – поинтересовался Князев.
– Чтобы создать хоть какую-то видимость политической дискуссии в области этой модернизации. Вообще чем дольше я нахожусь в вертикали, тем всё чаще думаю, что абсолютно все наши изменения во внутренней политике, начиная с распада СССР, были инициированы самой властью. А не каким-то там абстрактным “народом”.
– Всё равно народ нельзя списывать со счетов.
– Можно. Особенно наш народ.