Нуманция
Шрифт:
В один день она рано легла спать, хозяина ещё не было. Сон был беспокой-
ным, словно что-то мешало ей, проснулась, лёжа на спине, смотрела в потолок палатки. Огонь в атриуме горел, кто-то там разговаривал. Ацилия невольно прислушалась.
— …Зачем ты начал с ним спорить? Тоже мне, герой… Он — легат, а ты…-
Ацилия уловила усмешку незнакомца, — Был центурионом, а теперь… Знаешь,
как он на Совете на тебя..? Во-во, не знаешь… Я предлагал тебя понизить по
рангу, но оставить центурионом, да куда там… Ты тут ещё с этой дракой,
ещё при трибуне. Как мальчишка, честное слово, уже ж не маленький, пора бы знать, где драки устраивать…
— А я и не устраивал. — Голос Марция.
— Не устраивал ты, — опять усмешка, — Да ещё из-за бабы… В твоём возрасте
уже давно надо быть офицером, а то так и уйдёшь на пенсию деканусом, если
будешь спорить с командиром, да в драки лезть.
— Валенсий сказал, я ещё слишком молод и неопытен, чтобы быть центурионом… — Марций.
Собеседник его рассмеялся:
— Молод? Да ты что? Мне было двадцать три, когда я стал центурионом, и я
был не самым молодым… Если будешь таким несдержанным, карьеры тебе не видать… Помрёшь на работах…
— Значит, помру… — согласился Марций, и Ацилия уловила в его голосе нетвёрдые нотки. Да он пьян! Они, наверное, пьют сидят!
— Ладно-ладно, не обижайся. Работы на пару месяцев, потом переведут на север… Я что хотел тебе сказать, ты же теперь деканус, тебе надо жить с твоим десятком, вместе с ними, а ты по-прежнему живёшь, как офицер, в своей палатке, один, да ещё и наложницу себе завёл. Роскошь! Неслыханная роскошь, да ещё в твоём положении… Все же видят!
— И что я, по-твоему, должен делать?
— Продавай рабыню — волчиц здесь хватает, Гая можешь оставить, сворачивайся и живи со своими солдатами. Это тебе на руку… Полезно для авторитета. Если освободится место центуриона, я сразу же предложу твою кандидатуру…
— А я не хочу…
— Что?
— Не хочу под них подстраиваться, не хочу им льстить, Валенсий и так знает, что я прав, и трибуну Фаску я уже говорил, что они сами виноваты, они просто сами допустили ошибку, столько ребят положили, а, когда я им указал, когда носом ткнул, они меня одного виноватым выставили… Ну и пусть! Я не собираюсь мириться с ними. Сделали деканусом, значит буду деканусом.
— Ну и дурак.
— Значит, дурак. — Согласился Марций.
Они замолчали. Слышно было, как наливали вина в кубки. Пили. Ацилия молчала, не шевелясь. Заговорил незнакомец:
— Что ты за неё держишься? Я тебя не понимаю…
— За кого? Ни за кого я не держусь…
— Да рабыня эта твоя! Зачем она тебе нужна? Ну, симпатичная, не спорю, может, и образованная, а дальше что? Продай ты её. Женщин тут хватает… Что в ней такого? Ты же никогда не жил с женщинами… Если бы Овидий кого завёл, я бы не удивился, но ты…
— А что здесь такого?
— Овидий долго их не держит, надоела и продаёт… Ты же привязываешься.
Так и будешь караулить, чтоб другие не увели, в бой пойдёшь, а сам будешь
думать не о себе, а о ней, как она без тебя будет?
её своей сделаешь? Рабыня, она и есть рабыня… Зачем привязываться?
— А я и не привязываюсь. Что за бред…
— Сколько она уже у тебя? А если забеременеет? Ты об этом думал? Женщины они постоянно, только расслабился, а они тебе уже на руки положат, корми и расти… Ты этого хочешь? — Ацилия невольно напряглась, сама не зная, почему ей стало это особенно интересно, аж в сердце что-то заболело, — Какие тебе дети, ты их даже не прокормишь на своё жалование… Деканус… Только ублюдков плодить, да и всё… Вот увидишь, Марк, так всё и будет. Помяни моё слово. Какой потом с тебя вояка? Будешь нянчиться…
— Да брось ты, Фарсий…
— Зря не веришь, я на своём веку по гарнизонам много чего нагляделся… Столько хороших парней бабы загубили… Пелёнки, дети, сопли и всё такое…
А могли бы дослужиться… А так — боятся за себя, за семью, инициативы никакой. Кто их потом куда пошлёт? Так и уходят на пенсию… — помолчали, незнакомец хлопнул Марция по плечу, — Так что, давай, Марк-дружище, продавай лишнее барахло и переезжай к своим солдатам. Наши все это оценят. Вот увидишь… Ладно. — Встал, — Сейчас добраться до себя, и спать, спать, спать. Хорошее у тебя вино, Марций… Кстати.
— Из старых запасов…
— Хорошо посидели. Хорошо…
Ушёл, наверное. Ацилия осторожно повернулась на бок, обняла себя за плечи. " Лишнее барахло…" Вот урод!
Устало закрыла глаза. Отчаяние и тоска охватили её. Все мужики сволочи, они используют женщин, а потом выбрасывают… Женщины, пелёнки, дети…
Но ведь это же ваши дети! Ваши…
Как же я хочу выбраться отсюда, уйти подальше… В Тартар это всё. Всё-всё…
* * * *
Авия улыбнулась приветливо:
— Давно я тебя не видела. — Ацилия в ответ покачала головой, соглашаясь, — Садись, — пододвинула колченогий трипод. Ацилия села, стала глядеть, как женщина перебирает просо. Сама поймала горсть крупы и разжала ладонь, поднося к лицу, стала выбирать мелкие камушки, сор и зёрна овса. Чем солдат кормят. Перебрала и высыпала в большой таз, набрала новой из мешка.
— Что-то давно ты не появлялась, я видела тебя дня два назад, но ты так и не подошла. Чем занимаешься? — спросила Авия, подняв большие синие глаза, окружённые сеточкой морщин. Когда-то она, наверное, была симпатичной.
— Особенно, ничем… — отозвалась Ацилия, высыпав ещё одну горсточку крупы, — Я давно хотела прийти к вам, — оглянулась вокруг на сновавших женщин, кто-то носил воду, рабы кололи дрова, горели костры, и несколько солдат разговаривали, опираясь на копья, — Мне в последнее время было плохо, не пойму, почему… То тошнит, то голова кружится…
Авия помолчала, покачав головой, произнесла:
— Голова кружится, тошнит… Понятно, — подняла голову, глянула в упор в молодое девичье лицо, — А задержка у тебя сколько уже?