Нуманция
Шрифт:
Ацилия смутилась и руки её задрожали, просыпая просо, прошептала:
— Второй месяц…
— А у Марция ты сколько уже живёшь? Два месяца? Чуть больше?
Ацилия согласно качнула подбородком:
— Где-то так…
— Да ты беременна, девочка моя!
Ацилия отшатнулась, сжав просо в кулаке:
— Да вы что?.. О чём вы говорите?
Женщина усмехнулась:
— А как ты хотела? Я же предупреждала тебя. Ты два месяца живёшь с мужчиной, как жена его… Этим чаще всего и заканчивается… Ты носишь под сердцем его ребёнка.
Ацилия
— Ты сама сказала, тошнит, голова кружится… Да оно же и так видно, можешь мне поверить, у меня опыт… Опыт! Девочка моя, ты беременна от своего хозяина, от Марция, бог мой, от центуриона… Можешь поверить мне
на слово, точно, так и есть…
— Декануса… — перебила её Ацилия, даже не шелохнувшись, только губы дрогнули.
— Что? — Авия наклонилась к ней.
— Деканус. Он уже деканус, а не центурион.
— Какая разница?
Ацилия повернула голову:
— Что… Что мне делать теперь? — облизала пересохшие губы, не сводя огромных тёмных глаз с женщины.
— У тебя всего два выхода. Два… — сделала паузу, вздыхая, — Один — ты сохраняешь этого ребёнка, скрываешь сколько можешь от хозяина, родишь, конечно же… Жизнь потом станет другой, я видела много подобных случаев-
уж поверь мне на слово. Может быть, ты сможешь скрывать ещё месяц-два, потом он узнает… Я могу тебе описать его реакцию, но, по-моему, она и так
понятна… Он продаст тебя или, если не пожалеет денег, — вышвырнет на улицу… Там ты и родишь этого своего ребёнка… — Ацилия с отчаянием застонала, стискивая виски кулаками, наклонилась, словно у неё болел живот, но Авия продолжала, — Мужчины-военные не держат возле себя жён и детей, женщины им нужны время от времени, только развлечься, семейными узами они связывают себя довольно редко, тем более в боевых легионах, как этот… Тут много доступных дешёвых женщин, чтобы держать у себя беременную… Если он продаст тебя сутенёру, никто не обратит внимание на твоё положение, никаких скидок тебе не будет, поверь мне… Мужчин будет столько, да ещё всяких, кто ударит, кто пьяный, кто вообще, честно сказать сумасшедший… Ты не сохранишь этого ребёнка при всём своём желании… А, если и родишь вдруг, у тебя его заберут или убьют… Это другая жизнь — с ребёнком на руках, очень тяжёлая, да и кто он будет, этот ребёнок? Ублюдок, без отца, без роду…
— А второе?.. — прошептала Ацилия с выражением ужаса в глазах. Авия немного помолчала, словно с мыслями собиралась.
— Я тебе уже говорила… Ты принимаешь яд и убиваешь этого ребёнка сама!
— её голос стал резким, отрывистыми — слова, — Тебе будет плохо и больно, но ты это переживёшь. Будешь болеть, но, если всё сделать правильно, то недол-
го. Здесь все так делают… — вздохнула, посмотрела мимо лица Ацилии, куда то вдаль, — Молодые девчонки иногда ошибаются с ядом, если врач не успеет
помочь, можно умереть… — перевела взгляд на глаза собеседницы, — Но
— Но… — прошептала Ацилия сухими губами, — И как это будет?
— Тебе будет плохо, ты отравишься сама, будешь болеть, будет больно, у тебя будет выкидыш…
— Как это?
Авия терпеливо вздохнула:
— Боль будет такая, как при схватках, при родах…
— Но я же не знаю, как это! — перебила Ацилия, вскидывая наполненные слезами глаза, замотала головой, — Я не хочу, нет, я не верю… Это не так, не так… Это не может быть со мной… Не может… Я не хочу в это верить… Это ошибка… Это не со мной… Меня просто, просто тошнило… Я же живу с ним совсем недолго… Я спала с ним всего четыре раза… Святые боги!
Авия подошла к ней, обняла за плечи, прижимая к животу, гладила по голове, по мягким волосам плачущую девушку:
— Успокойся. Всё будет хорошо. Не ты первая, не ты последняя… Переживёшь ты это всё, переживёшь, поверь мне… А для того, чтобы забеременеть, хватает и одного раза… Поверь мне, я не ошиблась, ты в самом деле беременна… Надо делать всё быстро, пока не поздно, пока он не зашевелился в твоём животе…
— А-а-х… — выдохнула Ацилия с невыносимой болью, резко отстранилась от женщины, мотая головой слева направо в немом исступлении. Губы дрожали,
словно она хотела что-то сказать, но слов не было. Слёзы в глазах. Резко поднялась на ноги.
— Ацилия? Девочка моя!
— Я… Я пойду…
Ответа не дождалась, пошла к себе, шла и плакала, стирая слёзы со щёк ладонями. Лежала на своей постели, уткнувшись лицом в подушку, и плакала, плакала, плакала. Гай только заглянул к ней растерянно и ни о чём не спросил. Плакала, пока не устала от слёз и не замерла, глядя на пальцы своих рук у лица… От усталости глаза закрывались сами собой. Не заметила, как заснула.
Марций вернулся уже поздно вечером, обычно он приходил раньше, усталый, сразу же стал снимать надоевшую форму. Гай бросился помогать, расстёгивал ремни кирасы, стягивал через голову тунику с птеригами. Уже, когда Гай развязывал ремни сапог, Марций, сидя на триподе, следил за его руками, спросил вдруг:
— А где…Ацилия?
Раб вскинул выцветшие глаза:
— У себя… Она что-то плакала сегодня полдня…
— Да? — Марций удивился, вскинув брови, — С чего это вдруг? — Гай пожал плечами, мол, не знаю, — Позови её, когда закончишь.
Раб согласно кивнул головой, когда зашёл за полог, рабыня сидела на постели, подтянув колени к груди, обняв ноги руками. Подняла лицо навстречу.
— Хозяин зовёт…
Ещё и он! Да чтоб его…
Устало поднялась на ноги и вышла. Марций обернулся к ней, стоял, опустив
голову на бок, руки — в пояс.
— Ближе подойди. — Ацилия подошла к нему, украдкой оторвала от губ прилипшую прядку волос, вскинула голову ему навстречу, глянула прямо, поджав губы, опять с вызовом. Марций спросил, — Ты ужинала? — отрицательно дёрнула подбородком, — Почему?