Нуманция
Шрифт:
— Ты сильно умная для женщины.
— Меня учил отец.
— Твой отец умный человек, если заботился о дочери.
Ацилия качнула головой согласно. Марций рассматривал её, внутренне восхищаясь ею. Красивая, сильная, решительная. Чёрные с медью волосы на плечах, разорванная на груди одежда, он скользил глазами вниз, вслед за разрывом, в горячую ложбинку… Она кому хочешь голову вскружит, можно понять Лелия, а если ещё знать, что в этой голове есть мозги, а не только красивые глаза… Ты будешь, будешь моей женой, вот увидишь!
— Я
Ацилия усмехнулась:
— Хитро! И вы ещё обвиняете меня в подлости?
— Никакая это не подлость! Я просто хочу удержать тебя…
— Зачем? Влюбились? — она улыбалась с пренебрежением и вызовом. Марций немного помолчал:
— В Риме почти все браки совершают без любви, и рождаются дети, тем не менее… А, может, и правда из всех женщин, кого я знаю, я бы только тебя хотел видеть своей женой…
Ацилия расхохоталась ему в лицо, даже не удосужилась отвернуться:
— Вот это да! Ничего себе новость! С той ли ноги вы встали? А, может, Лелий вчера повредил вам голову? — она перестала смеяться, успокоилась и стёрла с губ следы смеха, — Сумасшествие! То вы заявляете мне, что я у вас наложница, чтобы деньги на волчицах экономить, то вдруг "подстилка центуриона", то желаете вдруг Лелию продать на душевном порыве, ну извините… Первый раз слышу, чтобы невест выбирали таким образом… Сначала девушку насилуют, бьют, чуть не убивают ножом, а потом говорят: "Дорогая! Это любовь! Я женюсь на тебе!.." Да вы сумасшедший… Послушайте сами себя!
Марций молчал, потом ответил:
— Просто знакомых женщин у меня было мало…
Ацилия с улыбкой кивала головой, издеваясь над ним всем своим видом:
— И, пожалуй, все они были проститутками, если я оказалась лучше их.
— Не все…
— Вы умеете делать комплименты, — отвернулась, чувствуя, как пальцы впиваются в яблоко. Помолчала, — Знаете, а, может, просто позвать врача, вытравить этого ребёнка и никаких проблем ни у вас, ни у кого другого?
— Только посмей! — он поднялся на ноги, нависнув над ней и столом, их разделяющим. Ацилия долго глядела ему в лицо снизу вверх, потом медленно положила на столешницу недоеденное яблоко, произнесла:
— Ладно, мне просто хочется верить, что он от той… последней ночи, когда вы были совсем не таким, как обычно… как всегда…
Поднялась и ушла к себе, только шторы колыхнулись. Марций глядел ей вслед, разомкнув в растерянности губы. Она права, она во многом права. Но ребёнка… Он хочет этого ребёнка… Хочет именно от неё…
Боги святые, храните от безрассудности.
* * * * *
На следующий день Марций, как и в прошлый раз, принёс ей розовую столу, положил на трипод.
— Переоденься.
Ацилия смотрела более чем удивлённо, стояла, застыв с гребнем в руках.
— Зачем
Он обернулся к ней:
— Ты собираешься в этом ходить?
Он имел в виду её рваную одежду. Ацилия хмыкнула, помолчала, но с места не сдвинулась, убрала с губ прилипшую прядь волос, спросила:
— А почему опять розовая? Розовый — это ваш любимый цвет?
— У меня нет любимого цвета.
Ацилия мельком окинула его всего с головы до ног — простая туника по-домашнему, рука перевязана, на вид спокоен.
— А почему тогда?
Пожал плечами искренне:
— Не знаю… Мне казалось, этот цвет тебе идёт.
Ацилия согласно покивала головой, принимая ответ, но одежду не взяла, провела гребнем по волосам, произнесла задумчиво:
— Зато это мой любимый цвет…
— Ну вот! — он усмехнулся, — Угодил…
Но Ацилия только глянула на него из-под ресниц, не разделяя воодушевления, занималась волосами.
— Подойди ко мне.
Она подошла, чувствуя, как от напряжения затвердели мышцы скул, что ещё? Опустила руки, пряча их в волосах, но он сумел найти её левую кисть там, потянул на себя, сжимая пальцы. Ацилия отпрянула, но Марций, не говоря ни слова, надел ей на руку тонкий серебряный браслет.
Ацилия вырвала руку, скривившись от возмущения, стала стягивать украшение пальцами правой руки, гребень мешал, но она справилась:
— Вы что?.. Вы зачем это?.. Ничего мне не надо!.. Я не приму от вас никаких подарков… Не надо мне ничего… — протянула ему. Но Марций не взял:
— Почему?
Передёрнула плечами, сверкнув белыми ключицами в прореху туники:
— Все подарки к чему-то обязывают, а я не хочу быть никому должной, и тем более вам.
— В одежде же ты ходишь.
— Потому что выбора нет, не ходить же мне голой? А без этого всего я могу прожить, в этом нет необходимости…
— Привыкла носить золотые? С камнями?
Ацилия поджала губы, испепеляя его взглядом, долго молчала.
— Мы разговариваем с вами на разных языках. Я никогда не делала фетиша из драгоценностей, мне они дороги всего лишь, как память о тех людях, кто мне их дарил. А дарили мне их всегда от чистого сердца… Заберите! — протянула руку.
— А я, выходит, не способен "от чистого сердца"?
Ацилия пожала плечами:
— Не знаю, наверное, способны — для тех людей, кого цените или любите… Ко мне это не имеет никакого отношения.
— Тогда пусть это будет твоему ребёнку, нашему ребёнку… Мне любить и ценить его` позволяется? Могу я сделать этот подарок ему?
Ацилия смутилась, не зная, что сказать. Опустила руку:
— Ладно. Если так, то пусть будет так…
Медленно натянула браслет на левое запястье. Раз ему так хочется. Холодный металл ожёг разгорячённую кожу. Но пусть только попробует вспомнить про него и потребовать расплаты.
Отвернулась, отгораживаясь волосами.
* * * * *