Няка
Шрифт:
– Не, я за компот работать не буду, – объявил Филатов.
– Хорошо, тебе персонально поставлю водки и упаковку корейской морквы.
– Нет, я ни за что не буду целоваться на людях, – напустила на себя целомудренность Колчина. – Это слишком интимно. В отношениях двоих должна присутствовать какая-то тайна.
– И что-то мне подсказывает, что эту тайну ты нам хочешь раскрыть, – многозначительно отвечала на это Рыкова. – Минуточку внимания, господа! Наша очаровательная невеста желает сообщить публике нечто очень
– Хорошо, – едва слышно прошипела Колчина. – Я сообщу. Зина права: есть традиции, обычаи. Не нами заведено, не нам отменять.
– А ну отлип от кружки, – Зинка толкнула Ростунова в спину. – Слышал, что жена сказала? Желает, мол, оказать уважение исконно русским традициям и облобызаться прилюдно.
– Я только за, – сказал Леша и еще глубже забился в угол.
– Юля, ату его! – скомандовала Рыкова. – Пли!
Едва превозмогая отвращение, Колчина сделала нерешительный шаг к мужу.
– Горько! Горько! – заорали Филатов с Замазкиной.
Медленно, точно восходя на костер, Юля приближалась к Ростунову. Лица и той, и другого выражали все, что угодно, кроме любви. Наконец, Колчина подошла совсем близко.
– Опасный момент, го-о-ол! – заорала Рыкова. – Пока не гол? Штанга? Нет, такой футбол нам не нужен. Назначаю вам серию пенальти!
Наконец, поняв, что от них не отстанут, Колчина зажмурила глаза, постояла так с пару секунд и вдруг порывисто скользнула по губам Ростунова своими, точно клюнула.
– Ну вот и сбылась твоя давняя мечта – поцеловаться с девочкой! – Рыкова подмигнула Леше, который стоял ни жив, ни мертв.
– Господа, шампанское стынет, – неожиданно прервал забаву Бекетов.
Только все подняли бокалы, как у Замазкиной зазвонил мобильник.
– Какой-то незнакомый номер, – нахмурилась она. – Я на секундочку.
Не прошло и минуты, как Таня вернулась к столу. Она едва сдерживала довольную улыбку.
– Ну дела, – сказала она. – Ульяна-то наша… никакой это не порок сердца был. Вчера пришли анализы из Москвы.
– И что в них? – встрепенулась Рыкова.
– Я не запомнила названия… длинные какие-то.
– Названия чего? – уничижительно глянула на нее Зинка.
– Ядов, – просто ответила Таня и улыбнулась сама себе.
– На тебе другая водолазка, – заметил Костик, открыв глаза субботним утром.
– Я ненадолго съездила домой, – улыбнулась Алина. – Туда-обратно. Врачи сказали, что кризис миновал, и опасности для жизни нет.
– Я почему-то и не сомневался в этом.
– То, что ты жив – великое чудо. Девять из десятерых в этом случае…
– Да в том-то и дело, что это не мой случай, – перебил ее Стражнецкий. – Анализов, подтверждающих наличие яда в моем организме, нет. Правильно я понял?
– Правильно. Но у тебя классическая клиника отравления пурпуксином. У врачей огромный опыт, и они бы не стали…
– А
– Я, кажется, поняла, – Корикова вскочила со стула. – Пурпуксин был не в грибах!
– А… в чем? – недоуменно глянул на нее Стражнецкий.
– Он был… он был, – на ходу додумывала Алина, – да в любом блюде, которое предназначалось не для всех, а конкретно для тебя!
– Для меня? Но… такого блюда не было. Я ел то же, что и все. Копченую колбасу, жульен, мясной рулет… Э, ты к чему клонишь-то? Кто-то намеренно меня…?
– Да, да, именно! – с горящими глазами Алина схватила его за руку.
– Ну, это уже паранойя. Согласен, что Сдобняков ведет грязную борьбу и подключил все черные политтехнологии, чтобы меня свалить… но зачем убивать-то?
– А другие причины тоже исключены? – допытывалась Корикова. – Почему ты уперся в политическую борьбу?
– А-а, вот ты на что намекаешь, – заулыбался Стражнецкий. – Что это любовник амебы… на почве ревности…
– Бог с тобой. Я вот думаю, не связано ли это с наследством твоей сестры…
– Но у нее никого нет, – развел руками Стражнецкий. – Ни мамы, ни папы, только я один. Был муж, да и тот пропал без вести.
– Пропал без вести? Это официально? – допытывалась Алина.
– Нет, заявление о его розыске никто не подавал, – нехотя отвечал Костик. – Но, видимо, он испарился очень давно. Мы с Ульянкой тесно общались до самой ее смерти, и она мне ни слова о нем не сказала. А это значит что? То, что она сама давным-давно с ним разошлась…
– Разошлась или развелась? Это принципиально.
– Вот и хрен-то, что не развелась, – Стражнецкий был очень раздосадован. – Если бы развелась, я бы давно пил шампанское за свое чудесное обогащение… Но мои шансы очень велики. Скорее всего, он не является за наследством потому, что его уже нет в живых. Но если он вдруг и явится, мы с Давидом Марковичем упечем его за решетку! Мне попал в руки дневник Ульяны, и теперь я почти уверен, что он намеренно сживал ее со свету, чтобы поскорее заполучить деньги. Поил ее какой-то дрянью, чтобы она сбросила вес, а еще лучше – гикнулась. Но она, наверно, вовремя это просекла и свалила от него.
– Поил ее какой-то дрянью, – повторила Алина. – Ты не чувствуешь схожести почерков? Нет, Костик, не пропал он без вести… не пропал…
Стражнецкий жадно уставился на нее.
– Как только ты обнаружил свое желание получить наследство, он тут же пустил в ход проверенное средство. Знаешь что? Это он угостил тебя пурпуксином.
– Но как такое может быть?! – нервно рассмеялся Костик. – Я не ем стряпню незнакомцев.
– А… как насчет выпить? – тихо сказала Алина. – Ты же сам рассказывал, что на вечеринке пил сначала за одним столом, потом за другим, за третьим…