Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— В курсе чего? — спрашиваю без интереса, ради приличия.
«В курсе» я сегодня много чего.
Например, что с враньем пора заканчивать, что у Димыча будет ребенок, что Лавров считает меня истеричкой, что преподов я раньше не посылала и на ты к ним не обращалась, что обидела Лёньку, что я просто ужасная…
Пожалуй, для одного дня с меня хватит, не хочу быть «в курсе» еще чего-либо. У меня тут вон Тося с Ильей все никак разобраться не могут…
— У нас практику перенесли.
— Чего?!
На диване я подскакиваю как ужаленная,
— В смысле перенесли?
— В прямом, блин, — Лина огрызается, — с четверга начинаем. В двадцать третьей. Готовь медкнижку и костюм.
Глава 17
Просыпаюсь я от того, что по мне скачут и требуют мультики.
А еще еду.
И подушку у меня отбирают, когда я пытаюсь засунуть голову под нее и доспать. Одеяло тоже стягивают, отчего я сразу мерзну, повышаю утренний градус ненависти к миру на соточку и осознаю, что карма в действие все же именно так и выглядит.
— Монстры, вы монстры, — не открывая глаз, я пытаюсь вернуть хотя бы одеяло, но вместо этого получаю Яну.
Обхватив за шею, она начинает меня трясти.
— Даша, ну Даша, вставай! Вста-вай!
— Нас ждут великие дела, — ехидно вставляет Ян и, схватив за руку, пытается стянуть с дивана.
— Вас да, меня — нет, — я выдаю ехидный смешок, и без одеяла вполне можно спать.
Проверено.
Поэтому я сгребаю Яну и прижимая ее к себе, чтобы не мешала, собираюсь уснуть дальше, но телефон все портит.
— Он у тебя час уже пиликает, — нависая сверху делится информацией второй суслик.
— Чего пиликает? — один глаз все же приходится открыть.
А Ян тянется к телефону и высветившемуся последнему сообщению. Зачитывает он медленно, по слогам:
— Тва-ри, у ме-ня по-ло-ви-на ана-ли-зов не сда…сда-ны еще, б-б-бля…
Телефон я успеваю отобрать вовремя, и на заинтересованную рожица Яна отвечаю бурной деятельностью. Кажется, тут кто-то умирал с голоду и от скуки, поэтому включив мультики, удираю на кухню и просматриваю душевную беседу нашей группы.
За ночь двести сообщений — это много, обычно подобная общительность просыпается только во время сессии ну или, как сейчас, из-за подлянок деканата.
И отдела практики, который надо сжечь к… чертям и на… фиг, как выразился Вано, если прибегнуть к эвфемизмам. В общем-то, гневный ор его голосовых понять можно, поскольку, собрав чемоданы и сказав всем: «Hasta la vista, baby», наш Ванечка еще в пятницу улетел с мамой на Форментера.
Вернуться он должен только в следующую пятницу, и, проорав час, Вано философски объявил, что практику вместе с деканатом в гробу видал и возвращаться раньше он не собирается. Лина осторожно согласилась и пообещала что-нибудь придумать и договориться.
Все-таки она у нас замечательная староста.
Жаль, что меня от практики отмазать полностью невозможно.
Невозможно, и значит Лавров лишается бесплатной няни в моем лице.
О
Гудвин всезнающий, знает он!
Откуда?
И почему мне не сказал?!
Спросить хотелось сильно, но гордость была сильней, и телефон усилием воли я отложила, и поднялась к сусликам.
Проверить как они и понять, что радости и счастья от того, что все можно закончить так красиво и изящно у меня… нет.
До звонка Лины я сидела и мечтала, чтобы случилось что-то, что позволило бы мне помахать всем ручкой, сказать трагично: «До свидания» и благородной уйти, не по своей волей и не потому, что я не выдержала, устала и суслики временами — почти постоянно — раздражают и утомляют. Нет, не поэтому, а потому что есть что-то, что заставляет меня уйти.
Я не хотела уходить, сопротивлялась изо всех сил — я же хорошая, — но непредвиденные обстоятельства оказались выше меня.
Увы и ах.
Буду скучать и переживать, целую, уже не ваша Даша.
Идеальное решение, идеальный выход из ситуации, идеальный финал истории, которую я вычеркну из памяти вместе с Лавровым.
Мне не нравятся наши с ним взаимоотношения в последнее время. Мне не нравится, что с каждым днем мне все проще и свободней с ним общаться, что хочется перепираться и подкалывать, что мне все сложнее контролировать «вы» и не переходить на «ты».
Это неправильно.
И перенесенная практика — это подарок небес, благословлённое «что-то», на которое я могу всё без зазрения совести свалить и уйти.
Вернуть свою нормальную жизнь, в которой не придётся больше врать Лёньке, вставать в полседьмого утра и заниматься весь день с детьми. Пусть последнее оказалось не так кошмарно, как я думала, но все равно выматывает.
Вот только, глядя на разметавшихся во сне сусликов, я не ощущаю радости и подарок небес подарком не считаю.
Я… не могу их оставить и разумно — мне суслики никто — переложить всю ответственность на Кирилла Александровича, предоставив ему в одиночестве решать куда теперь их девать, я тоже не могу. Очередное «неправильно», но монстры за две недели стали и моими, поэтому проблема кто с ними будет сидеть теперь у нас с Лавровым на двоих.
— Да-ша! — Яна, скользя по полу, влетает на кухню и отрывает от размышлений и медитации на так и непрочитанные сообщения моих, — ты чем нас кормить будешь?!
— Ну… — я откладываю телефон и заглядываю в холодильник, — кашу будете?
— Овсяную? — Яна корчит трагическую рожу и возводит очи горе.
Явно интересуется у небесной канцелярии и потолка, за что им жизнь послала меня с моими кулинарными талантами. Точнее, их отсутствием.
Вот я разве виновата, что все остальные каши, кроме овсянки, у меня пригорают и пересаливаются?