Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
Лебедь расправляет крылья, взмахивает ими. И откуда-то с неба планирует второй, опускается грациозно на воду, и счастье сусликов не поддается описанию.
Они даже не шевелятся, смотрят широко распахнутыми глазами и улыбаются во весь рот.
И такими они мне нравятся гораздо больше.
Домой мы возвращаемся поздно.
Ибо почти половину пути мы идем пешком.
Гуляем.
И рассматриваем город, ибо как возмущается Эль: «Когда мы последний раз шатались?!»
Приходится
В общем, наверстать упущенное мы обязаны, тем более спешить мне некуда.
Идем мы медленно, и Эль, оказавшийся тайным краеведом, рассказывает про усадьбы и травит исторические байки.
Про Дом Союзов, усадьбу Жихова и неомавританский стиль суслики пропускают мимо ушей, им больше интересно про подземный ход под площадью и клад на одном из перекрестков.
Тайный ход они требуют обследовать, а клад откапать.
И объяснять, что на месте жандармерии давно торговый центр и вход в подземный туннель завален, а выход в церковь, которой уже почти век нет, замурован приходится мне, ибо на очередной остановке Эль прощается и своевременно сваливает.
Зараза.
Поскольку отвечать, что вскрывать асфальт одного из центральных перекрестков в поисках клада, которого может и не быть, ибо анонимка — не гарант, никто не будет, тоже приходится мне.
И, уже подходя к дому, я все еще ищу ответы на очередные почему и рассказываю кто такой Колчак, коего столь подло упомянул Эль.
Самого Эля мысленно и не раз и непечатно упомянула я.
Сам бы попробовал ответить детям зачем убили царя, кто такие белые и почему они решили воевать с красными. И вообще нечестно, знаток истории, как оказалось, он, а вопросы ко мне.
Где справедливость?!
— А почему Ганина Яма? — вопрос летит от Яна.
— Что почему? — я переспрашиваю уже с раздражением, ибо ключи от квартиры находиться отказываются.
И, как всегда, приходится перетряхивать весь рюкзак в поисках нужных.
У меня ж теперь три разных пары, чтоб их…
— Почему так называется? — уточняет Яна.
Нет, веселыми, любопытными и оживленными они мне нравятся, конечно, больше, но можно золотую середину, где не будет столько вопросов, а?
— А я откуда знаю?! — я скептически смотрю на них и во двор пропускаю первыми.
Захожу следом и выискиваю джип Лаврова на стоянке. Его машина на месте, сверкает в лучах солнца, что близится к закату.
И я задумчиво закусываю губу.
Плохая привычка, и на нее вечно ворчит Лёнька, поэтому я обычно сдерживаюсь. Вот только не сейчас, сейчас меня больше волнует, что Лавров уже дома и что за весь день он ни разу не
Чистый игнор.
И никаких возмущений за потраченные на Град деньги, вредную еду и шатанье до восьми вечера, когда детям пора уже быть дома.
Видимо, возмущаться сегодня буду только я.
Возмущаться и требовать, чтобы Кирилл Александрович рассказал, где родители сусликов. И своим: «Тебе пора домой» он не отделается. После Града я очень хочу знать: куда срочно уехали его сестра с мужем. Хотя бы для того, чтобы мне было что ответить монстрам в следующий раз.
В квартиру мы заходим, признав злорадно, что Даша ничего в истории не знает и даже не может сказать, что такое Ганина Яма.
Стыд и позор.
Я соглашаюсь и на стыд, и на позор и, положив ключи на тумбу, включаю свет.
В прихожей темно, как и во всей квартире.
Тихо.
И оживленные голоса монстров проваливаются в эту тишину.
Где Лавров?
— Даша, а мы завтра пойдем к уткам? — Яна скачет на одной ноге, стягивает со второй кед. — А Эль с нами пойдет? Он классный.
— Он мне воздушного змея обещал запустить, — гордо сообщает Ян, дергая меня за руку.
И я машинально киваю, отвечаю что-то и всматриваюсь в пустой коридор.
Кирилл Александрович где?
— Суслики, подождите, — я выпутываюсь из их рук и торопливо иду вглубь квартиры.
Включаю везде свет.
Кухня, гостиная, ванная, гардеробная… кабинет.
Лавров в кабинете, и, когда я врываюсь без стука, он резко оборачивается от окна, замолкает и вопросительно смотрит на меня, чтобы вежливо поинтересоваться:
— Уже вернулись?
Все же у Лаврова арктический голос, и замораживать им можно влегкую, а взглядом — синим, глубоким — гипнотизировать или применять вместо наркоза. Один взгляд Красавчика в подобном духе, и можно экономить на анестетиках и не бояться, что пациент заорет. Не заорет — побоится.
И я бы, пожалуй, тоже испугалась, прониклась и промолчала бы, но… в другой раз. На сегодня лимит страха превышен, а вот запас злости еще есть, поэтому на его взгляд я отвечаю милейшей улыбкой и просвещаю услужливо-едко:
— Уже полдевятого, Кирилл Александрович.
Лавров хмурится, кидает взгляд на напольные часы и собирается что-то сказать, но я его опережаю:
— И нам с вами надо поговорить.
Судя по взгляду желанием говорить он не горит, но ответить не успевает.
На этот раз его перебивают суслики, которые, не замечая напряженной обстановки, с возгласами залетают в кабинет и, перебивая друг друга, рассказывают ему о Граде, лебедях и кладах, теребят с двух сторон.
И Кирилл Александрович, прожигая меня взглядом, медленно отвечает своему невидимому собеседнику.