Няня по контракту

Ночь Ева

— Опять я виновата! — обиженно вздёргивает подбородок… тётка. Блин, даже мысленно её так называть сложно. Особенно после того, как долгими годами она культивировала и навязывала образ обиженной и обделённой девочки. — Я думала, она из-за Ленки умчалась.

— А Ленка тут причём? — дёрнул я плечом, поминая бывшую недобрым словом про себя.

— Так как же! — не унимается Крис. — Она ж возле тебя тенью скользила, без мыла в задницу пыталась влезть!

Я смотрю на неё, как на душевно больную.

— Ты

что, не замечал? Она ж везде тусовалась, где и ты. А ты взял и в Аньку втрескался.

— Мне надо было разрешения спросить? Благословения попросить? Чтобы все оценили и позволили влюбиться по высочайшему соизволению?

А потом до меня доходит.

— То есть, тусовалась? Что значит, тусовалась?..

— Точно чокнутый! — крутит у виска Кристина. — Только не говори, что понятия не имел, кто она такая!

Видимо, мужчины иногда тупы, а ещё и слепы местами. До меня начинает доходить.

— Конечно, я знал, кто она. Знакомились. И что она твоя подруга — знал. И что она с Аней общалась — тоже в курсе. Она что, бомбу под меня готовила?

— Ну… не знаю. Она…скрытная была всегда. Я просто видела, что ты ей нравишься.

— А ещё она знала, что ты моя тётка.

Кристину прямо выворачивает от этого простого слова. Да, я понимаю, что ей нелегко. Но время детских истерик прошло. Пора взрослеть.

— Нет! Я сказала, что родственница. Сестра. Она… ревновала тебя ко мне. Ну я и… проржала тогда. Успокоила. А потом Анька умчалась не пойми куда. Эта страдала. Я всё вас свести пыталась, пока однажды не удалось.

— Подложила под меня, — киваю я, понимая, что так оно и было по сути.

— Подложила! — фыркает Крис. — Под тебя подложишь. Сама она подложилась, как только смогла уловить момент. Хорошо подобрала, правда? Я и не знала, что она такая… стерва. Тихарилась, скромной прикидывалась. Если что, я на твоей стороне, Дим.

— Ладно, разберёмся, — прерываю я её. — Кажется, нужно о другом беспокоиться, чем колыхать то болото, из которого удалось вырваться благополучно несколько лет назад. Тебе, я думаю, надо сделать очень важный шаг.

Я красноречиво смотрю туда, где сжалась в жалкий комок моя бабушка и Кристинина мать. Женщина, что вынесла на себе весь её вздорный характер и хлебнула немало негатива и нелюбви.

Крис сразу тускнеет. Бледнеет даже. Губы сухие облизывает. Ей страшно — я вижу. Страшно признаться. Страшно раскаяться. Попросить прощения у матери, которой столько боли принесла, страшно.

Но она делает шаг, словно сквозь толщу воды продирается. А потом ещё один.

— Здравствуй, мама, — говорит, протягивая руку. Мешкает, не решаясь притронуться. Но бабуля оживает. Глаза поднимает, где стоят слёзы.

— Девочка моя. Ты пришла, — говорит она, и Крис, разревевшись, кидается в её объятья.

Вот и хорошо, — твержу я себе, как заведённый. Потому

что тяжело на это смотреть. Потому что мужчины не плачут. А мне сейчас хочется разреветься. А ещё лучше — спрятаться, чтобы отдышаться. Но мне нельзя.

Чуть дальше всё так же стоит Мишка, мой сын.

— Пойдём, — зову я его тихо. Мишка слишком уж быстро отзывается. Прижимается ко мне всем телом. Так обычно Ромка делает. И оттого, что так сделал мой старший сын, хочется пустить слезу ещё больше. — Пойдём, — целую я его в макушку, как недавно сделала Аня. — Пусть побудут вдвоём. А нам тоже надо поговорить.

51.

Дмитрий

Я должен как-то всё объяснить сыну, но на ум ничего нормального не приходит. Я спотыкаюсь о каждое слово и не знаю, с чего начать.

— Ты её знал, да? Раньше? — помогает мне Мишка.

Я киваю. Оказывается, это жутко тяжело — объяснять ребёнку некоторые вполне очевидные вещи.

— Любил, да? — прорывает Мишку.

Я снова киваю. А в мозгу крутится: почему любил? Люблю… до сих пор. Всё время любил только её и никого другого. Если б тогда Елена меня Мишкой не окрутила, не женился бы. Только ребёнку я этого не скажу.

— А она тебя любила?

Ещё один кивок. Наверное. Нет, любила. Точно. Правда, не знаю, любит ли сейчас.

— Ты на ней женишься? — продолжает атаковать меня сын.

Поговорили, называется. Чувствую себя полным ничтожеством. Надо собраться. Взять себя в руки.

Получается плохо. Мне бы глаза прикрыть и поспать, но я не могу. Надо за Кристиной присмотреть, за ней глаз да глаз, чтобы чего не отчебучила. И на «свидание» с бывшей обязательно, иначе затянется волынка надолго. Таким гидрам головы лучше сразу рубить.

— Тут понимаешь, какое дело, сын, — всё же выдавливаю из себя, понимая, что стоит только начать, а дальше как-то легче становится, — жениться, когда один, — несложно. А у меня вы. Мне как бы нужно, чтобы Аня не только мне нравилась.

— Тебе важно, что мы скажем? — бурчит и хмурится Мишка. — Взрослые никогда не спрашивают. Делают и всё.

— Ну… не всегда. А такие вопросы — вообще наука целая. И в одиночку, когда ты не один, не решаются.

— А если мы будем против? Не женишься?

Я вздыхаю. Всё же надеялся, что Анька им понравилась. Ну, Ромке точняк. С Мишкой всё намного сложнее.

— Скажем так: спешить не буду.

— Вдруг она плохая? А хорошей прикидывается? Как мамка.

Ой, блин. Откуда это в ребёнке?.. Мы виноваты. Ругались при нём, вываливали всё подряд. Не надо было.

— Тут видишь, какое дело, сын… Если человек стоящий, то это видно. Да, согласен, сразу можно и не разглядеть, бывает. Но долго натуру прятать не получается. Поэтому просто не нужно спешить.