Няня поневоле
Шрифт:
— Одевайся! Он нас засек! — рычу я, переключаясь на другой «глаз». — Быстро, Трофим! Мы должны его прихватить с поличным!
Шмелев оглядывается по сторонам, а затем, достав из кармана куртки айфон, набирает сообщение своему подельнику. То есть мне.
Телефон на столе слабо звякает, принимая Шмелевское послание.
— Что за дела? Тут повсюду камеры. Не знаешь, чьи?
— Это Синявкин ставил. Боялся, что Назарет подожжет дом, — плету я заведомую залипуху.
— Кто сейчас их контролирует? Куда они выведены?
— Не знаю. А разве это важно?
— Очень, — тут же приходит ответ. — Постарайся узнать до вечера.
— Не могу обещать, —
— Один?
— Да. Он любит сам ходить на охоту.
— И до сих пор жив? — куча смайлов.
«Что же ты затеваешь, урод? — размышляю я, напяливая штаны и фуфайку особой вязки. Сверху мелкие, едва заметные ячейки. Снизу — крупные. Такой наряд позволяет коже дышать, сохраняет тепло и оберегает от насекомых. Надеваю на голову такой же вязаный шлем, закрывающий полностью голову, лицо и шею. Накидываю сверху белый маск-халат.
— Пойдем быстрее, пока Шмелев не поднялся на холм, иначе сбежит, — приказываю я Трофиму. И сам прикидываю мысленно, сколько потребуется старому хрычу времени, чтобы одеться. Минут пятнадцать есть у нас в запасе.
26
Назарет
Еще с детства я воспринимал лес как собственного друга. Мне здесь легче дышится. А правила жизни, вернее, выживания просты и понятны. Не то, что в мире людей. Из любой труднопроходимой чащобы можно выбраться, если внимательно смотреть на деревья и звезды и чувствовать себя гостем, а не наглым хозяином. Лес всегда накормит и сбережет. Но только не в начале апреля. В это время, когда природа только оживает, первыми поднимают голову голодные хищники. И если крупный зверь может обойти стороной, почуяв человека, то мелкие пакостные клещи ничего не боятся и норовят присосаться к каждому теплокровному. Эти твари прячутся на сухостое или ветках деревьев. И сейчас лучше в лес самим не шастать и собак не пускать. Но если человек еще может обезопасить себя снаряжением и химикатами, то псы, по сути, остаются беззащитными. Снаряжение не оденешь и травилками не опрыскаешь. Может слизнуть. Поэтому на встречу со Шмелевым мы с Трофимом выдвигаемся без сопровождения. Захватим быстренько в плен одного старого пердуна и вернемся.
Идем вверх по дорожке, где когда-то ходили с Линарой и Марком. Болтаем о пустяках, боясь затронуть серьезные темы. Говорить по душам — как по минному полю идти. Никто не желает.
Смотрю под ноги, наблюдая, как толстые берцы на массивной подошве легко и весело крушат старый подтаявший снег. Перебрасываюсь короткими фразами с Трофимом, а сам думаю. Думаю… И никак не могу вбить себе в башку ту дикую дичь, в одночасье ставшую непреложным фактом.
В моей жизни и так сейчас какой-то хаос. Случайный порядок. Рушится старый привычный мир. Вот только что придет ему на смену? Но, честно говоря, мне уже все равно. После признаний Ступы найдется ли что-нибудь, более ужасное? Полагаю — нет. Главное, со мной Линара и Марк. А остальное все по фиг! Утрясется… Мне еще предстоит пережить и свыкнуться с мыслью, что моего отца убил мой собственный друг. Пока в башке не укладывается. Не по-человечески как-то! Не по понятиям!
— Смотри, — толкает меня Трофим, и я, приподняв голову, вижу, как из-за бугра движется знакомая фигура. Федор Ильич Шмелев. Без шапки. В распахнутой куртке. Волосы на ветру колышутся. Жан Поль, мать его, Бельмондо.
— Бахнулся он, что ли? — усмехается Трофим и добавляет сипло. — Что-то
— Мы ему дали время на экипировку. А он воротник на куртке поднял, и красивый, — фыркаю я недобро и, ускорив шаг, направляюсь к Шмелеву. Он стоит на холме довольный. Ждет. Лишь с прищуром всматривается в наши фигуры. Но и тут нам везет. Солнце поднимается со стороны дома, а значит, вместо нас с Трофимом жук-навозник видит лишь размытые силуэты.
Я взбегаю на горку первым. Трофим едва поспевает за мной.
— Ну, привет, Енот, — бросает презрительно Шмелев. Осматривает меня с головы до ног и добавляет небрежно. — Только не понял, почему ты крошка. Такой амбал.
— Крошка — он, — кивая на Трофима, импровизирую на ходу и, кивнув на виднеющуюся крышу собственного дома, предлагаю. — Пойдем, провожу.
— Вас двое? — удивляется Шмелев, между нами спускаясь с горки. Тянет тонкую шейку, пытаясь разглядеть мою усадьбу. Затем внимательно оглядывает наши рожи, закрытые трикотажной сеткой. Только глаза одни видны. Вид дикий и совершенно пугающий.
— Вы бы хоть маски сняли, — продолжает он недовольно. — А то, может, я с Трофимовым тут лясы точу.
— И с Назаретом, — подхватываю я шутку и добавляю под дружный смех. — Решил уже, как девчонку украдешь?
— Да, тем же путем, — машет холеной лапкой Шмелев. — Через ручей… В тачку запрыгнем, и сразу по газам. Билеты я уже купил до Москвы.
«Вот же сволочь, — усмехаюсь мысленно. — Все предусмотрел!»
— А если девка заартачится? — косясь на моего врага, небрежно интересуется Трофим. Идет рядом, шарит ленивым взглядом по сторонам. Но по его фигуре вижу, как он весь напряжен и готов к бою.
«На чьей же ты стороне, Денис? — спрашиваю сам себя и тут же отгоняю дурацкие мысли. — Не могут же все меня предать?!»
— Пойдет как миленькая, — гадко ухмыляется Шмелев и, сунув руку в карман, достает шприц с какой-то розоватой жидкостью. И тут я не выдерживаю. Может, сказалась бессонная ночь, или допрос Ступы. Не знаю… Но в ту минуту, как вижу на узкой ладошке отраву, предназначенную моим девочкам, меня словно перекрывает. И все планы взять Шмелева тепленьким около дома и сразу запихнуть его в тачку летят ко всем чертям.
Точным ударом выбиваю из рук старого маразматика страшное орудие. Если Линаре оно принесет неподвижность или невменяемость, то Машку точно убьет. Да я даже мысли об этом не могу допустить! Даже шанса не оставлю Шмелеву. Шприц улетает в сторону. Падает под дерево. Пойди, его теперь найди в прошлогодней траве. Шмелев, отпрянув, дергается за ним. Но я успеваю подсечь его, а Трофим наваливается сверху.
— Поднимай этого гада. Добегался, — велю грозно. И как только Трофим будто Петрушку ставит на ноги вывалявшегося в грязи Шмелева, рыкаю, не сдерживаясь. — Сейчас, козлик, поедешь с моими людьми в Москву. Это хорошо, что ты билетик купил. Не придется мне тратиться.
— Ну, ты меня нашел чем испугать, Назаров, — выплевывает каждое слово Шмелев. Вытирая разбитую губу, смотрит с ненавистью. — Жену верни, мальчик…
— Зачем тебе молодая девчонка, старик? Тебе же на том свете прогулы ставят! — рычу я. — И мой ребенок на кой тебе сдался? За своего выдать? Типа у тебя там, в штанах, не стручок обвислый, а ого-го!
— А если и так, — пытается вырваться Шмелев. — Она моя по закону! И ребенок твой тоже будет считаться моим! Ты меня хоть режь, Назаров, а развода я все равно не дам! Хоть на коленях валяйся, ничего тебе не обломится! Я тебя как гниду раздавлю! Понимаешь?