Ныне и присно
Шрифт:
Нет ответа.
«Значит, вот он, Конец Пути… Глупого, никому не нужного… Ничего путнего не сделал, ничего не успел…»
Сергей оглянулся — финны затихли, ждут боя…
«А-а! Все равно угрохают, хоть поморов не опозорить.»
Шабанов напрягся, меч взлетел над головой, чтобы обрушиться на следящего за ним финна… Пекки на прежнем месте не оказалось, зато слева над головой сверкнула молния.
Сергей таки извернулся, сумел парировать удар… перед глазами на миг мелькнул незащищенный
— Н-на! — прохрипел на выдохе Шабанов… но меч снова провалился в пустоту.
Сергей невольно посунулся следом… на затылок обрушился затянутый в кольчужную рукавицу кулак…
…вода заливалась в рот тонкой воняющей гнилью струйкой.
«Откуда вода, когда дождя который день нет?» Шабанов закашлялся, попытался приподняться… окованный железом каблук вдавил щеку в неуспевшее высохнуть болотце…
Солнечный луч прорвался сквозь тучи, заставив сощуриться, отразился от полированной стали. Зрение прояснилось. В полуметре от лица торчал наполовину ушедший в дернину меч.
«Дотянуться? А толку?» Рука все же скользит по измятой траве, кончики пальцев касаются холодного металла… Весайнен презрительно фыркнул, давящий на голову сапог исчез. Клинок финна, с надменным шорохом, возвращается в ножны.
— Thet "ar h"alder "akke got for at sk"ampta, — голос звучит устало, боевой пыл угас, вместе с ним, угасла и ярость. — Kasta kvalpin in i hull, han staar "akke till mik… /Это даже не смешно. Бросьте щенка в яму, мне нет до него дела… (древнешведск.)/
Падение с трехметровой высоты взметнуло тучу пепла, но боли, как ни странно, не было, лишь в ребра уперся непрогоревший обломок некогда закрывавшего яму щита. Сергей за кашлялся, уткнулся лицом в грязную, смердящую потом, гарью и мертвечиной рубаху.
«Ну и вонь, твою мать! Как от козла! Хоть раздевайся.» Сбросившие Шабанова финны потоптались у края, осторожно — что бы не упасть — заглянули внутрь, после чего по-чухонски неспешно удалились. Навалилась тишина… нет — Тишина!
Он не знал, сколько прошло времени, но который день собиравшийся дождь таки хлынул, вбивая пепел в дно ямы, в зачуханную одежду, в мгновенно слипшиеся волосы…
«И прекрасно! Дождь? Подумаешь — дождь! Зато живо-ой!» Именно сейчас, когда Смерть, мазнув по лицу развевающимся саваном, прошла мимо, жизнь казалась прекрасным даром… несмотря на поднявшийся до лодыжек потоп.
Яму вырыли в низинке, и соседние лужи щедро делились чернильно-грязной водой. Струи бежали по глинистым стенам, протаптывали извилистые дорожки. Земля под ногами быстро превращалась в хлюпающее черное месиво…
«Ну кто-то же должен замочить, раз Весайнен передумал? хотя бы дождь.» Рассеянно улыбаясь, Сергей сложил в кучку обломки досок, залез на шаткую конструкцию… низенькая пирамидка выслужила недолго и вскоре скрылась под водой. Теперь выбор состоял из двух позиций — либо сидеть в ледяной воде, либо мокнуть стоя.
Промозглый ветер нырнул в яму, добавил холода. Сергей подумал
«Отличный шанс подхватить пневмонию, — съехидничало подсознание. — А пенициллин изобретут лет через триста.»
Пневмония? Ха. Зато никто не орет: «пыстро!», не храпит, забывшись в коротком наполненном кошмарами сне, никто не пытается убить… Дождь? Дождь когда-нибудь да кончится.
К сумеркам тучи раздуло, зато жижа в яме покрылась корочкой льда. О Сереге, похоже забыли, чему он только рад.
— А-а-блака-а, белокрылые лоша-адки! — Шабанов немилосердно фальшивит. Чтобы хоть чуточку согреться приходится размахивать руками и подпрыгивать. Хлипкая дощатая пирамидка то и дело расползается. — А-а-блака-а, что вы мчитесь без оглядки?
Кто-то приближется к яме… Ну и что? Из-за пары любопытных чухонцев обрывать песню?
— Не глядите вы пожалуста свысока-а, а по небу прокатите нас, облака-а!
— Mist hen laulu? /Про что он поет? (финск.)/ — доносится сверху. От голоса за версту несет подозрительностью.
— Loitzi pilwet hente kotin mughans ottaxen /Заклинает облака унести домой.(финск.)/, — отвечают ему.
— Hoj! Ei souittu rokinta veneleis' taikurin. /Эй! Я не договаривался кормить поморского колдуна! (финск.)/
По интонации можно понять, что обладатель голоса чем-то недоволен. Второй насмешливо фыркает и, с чудовищным акцентом, орет в яму:
— Эй! Лофи рыппа! Кушать! Ета!
«Ета» — это здорово. Главное, чтоб ее есть можно было!
— Кидай! — отзывается Сергей. В подставленные руки шлепается изрядный кус вяленой трески. — А запивать чем? Пить, понимаешь? Вода!
— Сачем фота? Яма фота мноко!
Скоты! Думают, он плакать будет. Хрен по всей морде! Что бы еще вспомнить? Согревающее…
— Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда мои друзья со мной!
— Ia nyt mite laulu? /Теперь что поет? (финск.)/ — опять интересуется подозрительный.
— Sano — nyt tuleuat ysteuet ia sade lopu! /Говорит, сейчас придут друзья, и дождь кончится! (финск.)/ — отвечают ему.
— Eipe kai hen o lainkan taikuri? On lian noori! /Может он и не колдун вовсе? Слишком молод!(финск.)/
— Ende mix Peca andoi henelle elemes? Caiki surmattu, mutapacotettu pidhemen henet caivoxes? /А почему Пекка его живым оставил? Всех убил, а его приказал в яме держать? (финск.)/