Нью-Йоркские Чайки - Повести
Шрифт:
она всегда спокойна и задумчиво хороша. А иногда она берет в руки
книжицу в кожаном переплете с золотистым затертым крестом, подходит к
иконе на стене, крестится и начинает вполголоса молиться. Порой отрывает
глаза от книги и смотрит на икону, где изображен бородатый старик в
пещере и черная умная ворона на камне. Мама осеняет себя крестным
знамением, что-то шепчет, будто выпрашивает чего-то у того старика.
Иногда тихонько вытирает глаза, и тогда
Папа не молится, крест не носит, нудных книг не читает. Папа занят.
Он всегда с фотоаппаратом или видеокамерой. То уходит надолго из дома,
то в своей комнате – куда без его разрешения входить нельзя даже маме. Но
папин фильм, о котором так много говорили родители и так шумно его
обсуждали дома разные гости, по правде говоря, и, к большому огорчению,
– совершенно неинтересный, сплошное занудство: там только дома, парки,
кладбища, разговоры. Ни тебе динозавров, ни спайдерменов.
Изредка папа тоже идет с ними в церковь, где Арсюше скучно.
Единственное там развлечение – зажигание свечек, но длится это недолго.
8
Арсюша ждет, пока заунывное пение закончится, и можно будет
причаститься с золотой ложечки, а потом запить теплым сладким вином с
просфоркой. А после этого – в пиццерию или «Макдональдс»!
Иногда папа пытается объяснить ему разницу между русскими,
евреями и американцами. Разобраться в этой мешанине Израилей, Иисусов,
морей и океанов Арсюше непросто. Значит так: папа – еврей, любит
Израиль и русскую культуру; мама – русская, любит вроде бы всех, и
евреев, и русских, но жить хочет в Америке. Арсюша же – американец, но
больше всего любит Ямайку, где они отдыхали в прошлом году. Там он весь
день съезжал по водной горке, ловил ящериц и гонялся за попугаями, в
общем, был очень занят. У причала там стоял настоящий пиратский
корабль, который вечерами под шумную музыку отправлялся в море, но
детей туда не пускали.
Папа часто хмурый, сердитый. Зато когда в хорошем настроении –
придумывает интересные истории.
Арсюша закрыл глаза, представил, как завтра всей семьей пойдут на
пляж, как он с разбега бросится в волны, будет плыть, отгоняя акул...
Хорошо, что школа закончилась!
Он согнул ноги в коленках, прижав их к самому животу, уснул.
ххх
Ночные улицы Sea Gate. Тихо, только стрекочут цикады, и доносится
рокот океана. Яркая луна освещает безлюдные улицы. Осип подошел к
забору, обтянутому металлической сеткой вдоль берега. Ночью калитка на
пляж закрыта. Однако в разных местах сетка от столбиков оторвана.
пролез в одну из таких щелей и, спрыгнув с невысокого песчаного обрыва,
пошел к воде.
9
«Ди-ин... Ди-ин...» – это старый маяк. Сам маяк сейчас в темноте не
виден, лишь красный его фонарик качается на волнах, да железное било
грюкает внутри о ржавый кожух. «Ди-ин... Ди-ин...»
Пляж, где днем купаются, отсюда поодаль, а здесь – заброшенный
унылый берег: валяются обугленные, замшелые бревна, темнеют груды
бесформенных валунов, похожие на обломки шхун. На водной
колышущейся поверхности, вспениваясь, тают белые хлопья. А вдали –
облитый огнями, мост Верразано и небоскребы Манхэттена. Необычное
смешение вечности и сиюминутности.
Осип сидит у самой воды на бревне. Прохлада освежает лицо. Он
приглядывается и словно видит деда Арона, со старого фотоснимка. Лицо
умного еврея, практиковавшего врачом-кардиологом: «Ну что, режиссер,
дождался? У тебя теперь начинается новая жизнь. Смотри только, не
потеряй голову, не заболей звездной болезнью!» – наставительно изрекает
дед. Подмигивает, достает из прорези жилетки карманные часы на цепочке:
«У-у, время-то как бежит...».
– Осип, ты, что ли?
Вздрогнув от неожиданности, он обернулся.
– Что, тоже не спится? Беда с этим сном. Я вот и валерьянку
пробовала, и ромашковый чай. Ничего не помогает. Говорят, лучшее
средство для сна – ночная прогулка у океана, с омовением ног и рук. Сейчас
попробуем.
Его глаза уже привыкли к темноте, к лунному свету. Он видит, как
Стелла входит в воду, подтянув до колен спортивные штаны. Еще шаг-
другой, и ее контуры становятся расплывчаты. Кажется, она наклонилась,
опустила руки в воду.
– Ну вот, океанская ванна принята. Посмотрим на лечебный эффект, –
она садится рядом с ним на бревне, вынимает из пачки сигарету и
зажигалку.
10
Вспыхнувший огонек ярко освещает ее ровный нос, губы,
сжимающие сигарету, прищуренный левый глаз с густыми ресницами.
– А где жена? Спит?
– Да, у нее сон крепкий и без валерьянки.
– Хорошая у тебя жена, преданная, – Стелла выпускает дым, и Осип
улавливает ментоловый запах сигареты.
– А ты откуда знаешь, что преданная? Может, наоборот, гулящая? –
шутит он.
Его несколько удивляет такой неожиданный поворот в их разговоре –
о Тоне и его семейной жизни, знакомы-то со Стеллой они лишь шапочно: