Нюрнбергский процесс, сборник материалов

Горшенин Константин Петрович

Полковник Эймен: Скажите, совещания в поезде фюрера происходили все в один и тот же день?

Лахузен: Эти совещания состоялись в один день, т.е. 12 сентября 1939 г.

Полковник Эймен: Скажите, было больше, чем одно совещание, в этот день? Может быть было несколько совещаний?

Лахузен: Я не могу назвать их заседаниями. Это были обсуждения, разговоры более или менее короткие.

Полковник Эймен: Кто присутствовал на этих совещаниях?

Лахузен:

Присутствовали, независимо от времени и места, министр иностранных дел фон Риббентроп, начальник ОКВ Кейтель, Иодль, начальник оперативного штаба, Канарис и я.

Полковник Эймен: Вы видите Риббентропа здесь в зале суда?

Лахузен: Да.

Полковник Эймен: Покажите, для протокола, где он сидит?

Лахузен: Там, в первом ряду, третий слева.

Полковник Эймен: Вы видите Кейтеля здесь в зале суда?

Лахузен: Да, он сидит рядом с Риббентропом.

Полковник Эймен: Видите ли вы здесь также Иодля?

Лахузен: Да, он во втором ряду сидит рядом с г-ном фон Папеном.

Полковник Эймен: Теперь постарайтесь наилучшим образом объяснить возможно подробнее и точнее, что было сказано и что произошло на этом совещании в вагоне фюрера?

Лахузен: Сначала Канарис имел короткое совещание с Риббентропом, в котором Риббентроп обрисовал политические цели в общем касательно района Польши и притом в связи с украинским вопросом. Этот украинский вопрос разъяснил начальник ОКВ в последовавшем разговоре, имевшем место в его вагоне. Это записано в протоколе, который я вел тут же по распоряжению Канариса.

Находясь все еще в вагоне начальника ОКВ, Канарис указал на серьезные сомнения в отношении известного ему намерения бомбардировать Варшаву, и при этом Канарис указал на те неблагоприятные внешнеполитические результаты, которые может вызвать такая бомбардировка Варшавы. Тогдашний начальник ОКВ Кейтель ответил на это, что это мероприятие было непосредственно согласовано между фюрером и Герингом и что он, Кейтель, не имел никакого влияния на решение этого вопроса. И он сказал далее — это я сейчас вспоминаю по своим записям: «Фюрер и Геринг часто звонят друг другу. Иногда и я также кое-что узнавал о том, что говорилось, но не всегда».

Далее Канарис предостерегал самым настойчивым образом от тех мер, которые стали ему, Канарису, известны, в частности, от предстоящих расстрелов и мер по истреблению, которые должны были быть направлены против польской интеллигенции, дворян и духовенства, как и вообще тех элементов, которых рассматривали как носителей национального сопротивления.

Канарис, примерно, сказал тогда следующее: «За эти меры, которые происходят у них перед глазами, вооруженные силы будут когда-нибудь отвечать перед миром». Начальник ОКВ ответил на это (я передаю это сейчас также на основании тех записей, которые я тогда сделал и несколько дней тому назад просмотрел), что все эти вопросы уже решены фюрером и что фюрер, главнокомандующий армией, сообщил, что если вооруженные

силы Германии не захотят провести в жизнь эти мероприятия или будут не согласны с ними, то они вынуждены будут сносить то, что наряду с ними будут действовать СС, полиция безопасности и т.д., которые выполнят эти меры. Поэтому при каждом военном командующем будет назначаться гражданское лицо.

Это, в общих чертах, является содержанием совещания относительно намечавшихся мероприятий по расстрелу людей и уничтожению в Польше.

Полковник Эймен: Было ли что-нибудь сказано относительно так называемой «политической чистки»?

Лахузен: Да, тогдашний шеф ОКВ в этой связи употребил еще одно выражение, которое во всяком случае исходит от Гитлера, определившего все эти мероприятия как «политическую чистку». Это выражение очень ясно врезалось мне в память даже без моих записей.

Полковник Эймен: Для того чтобы протокол был точен, перечислите, какие меры, по словам Кейтеля, были в это время уже намечены.

Лахузен: Тогда, после соответствующего доклада начальника ОКВ, все согласились, что необходимо провести бомбардировку Варшавы, а также истребление уже упомянутых мною категорий или групп населения Польши.

Полковник Эймен: Какие это были категории?

Лахузен: Это, прежде всего, были польская интеллигенция, дворянство, духовенство и, конечно, евреи.

Полковник Эймен: Говорилось ли что-нибудь, и если говорилось, то что именно, о сотрудничестве с украинской группой?

Лахузен: Канарис получил приказ от тогдашнего начальника ОКВ, который представил его как директиву, явно полученную им от Риббентропа, так как эти директивы были зачитаны в тесной связи с политическими намерениями имперского министерства иностранных дел. Канарису было поручено вызвать в Галицийской Украине повстанческое движение, целью которого являлось бы истребление евреев и поляков.

Полковник Эймен: Когда вошли на это совещание Гитлер и Иодль? В какое время?

Лахузен: Гитлер и начальник оперативного штаба Иодль вошли либо после того, как было обсуждено то, что я сейчас передал, или когда обсуждение этой темы подходило к концу и Канарис уже начал свой доклад о положении на Западе, то есть о полученных сведениях о поведении французов, т.е. французской армии, на западном вале.

Полковник Эймен: Какие вопросы затем стали обсуждаться после их прихода?

Лахузен: После этих бесед в личном вагоне начальника ОКВ Канарис покинул вагон и имел еще короткое собеседование с фон Риббентропом, который, еще раз вернувшись к теме Украины, сказал еще раз, что необходимо организовать восстание или повстанческое движение таким образом, чтобы все дворы поляков были охвачены пламенем и чтобы все евреи были убиты.

Полковник Эймен: Кто сказал это?

Лахузен: Это сказал министр иностранных дел Риббентроп Канарису. Я стоял рядом.