О-3-18

Flora Macer

— Ты их съела? — тихо спрашивает босс «ВолкоЛЮДЕЙ».

Настал решающий момент. Сейчас или никогда. Шайль вздыхает, откидывается на спинку стула, затягивается сигаретой. Это занимает несколько вдохов, за которые в голове девушки проскакивает несколько сценариев. Как только облачко дыма рассеялось, сорвавшись с губ детектива, слова были готовы:

— Думаешь, мне это нравится? Думаешь, я рада, что Освобождение сошло с ума? Впереди нас всех ждет именно такая жизнь: жри или умри. А потом придет армия, и начнется новая война. В ходе

которой закон сильного станет единственным. Как долго продержится ваша община? Неделю? Две? В конце концов останется только десяток самых стойких «пацифистов». Это угнетает, Гэни. Ты рискуешь всем, что имеешь, пытаясь остаться в стороне.

Мальчишка думает. Его взгляд все еще скользит по Шайль, но мысли теперь где-то далеко.

— Значит так, — Гэни хмурится, и голос его звенит ударом стали о сталь. — Я не могу вести дела с такой как ты…

***

Шайль злится. Дверца шкафа с протестующим треском срывается с петель, тут же улетая куда-то во мрак. Девушка с руганью замахивается ногой, вбивая пятку в стул. Крепкий удар заставляет ножки треснуть.

— Конечно! — рычит Шайль. — О да! Что же еще?!

Безмолвный труп сидит под стеной, уставившись стеклянными глазами на вакханалию. Девушка с размаху вонзает пальцы в обивку дивана, срывая ее. Мягкий наполнитель неохотно отдирается от пружин. Еще одно матерное слово — Шайль хватает спинку стула и с размаху разрушает его ударом об пол.

— Урод, тьфу, — девушка утирает губы от слюны, выдыхает.

Боль понемногу возвращается, нужно снова выпить дурь. «Нитро» вливается в этот раз гораздо легче. Шайль вздрагивает, морщится, закупоривает бутылку и пихает обратно в карман. Подходит к мертвецу и опускается перед ним на корточки.

— Ты ж, скотина, не мог ничего умнее придумать, да? — рычит, пошлепывая по холодной щеке. — Зачем иначе? Ты ж все равно покойник, да?!

С усталым вздохом опустившись на пол, Шайль вытягивает ноги и поднимает взгляд к потолку. Причина случившегося, стоит полагать, весьма понятна. Взаправду! Как же перед самоубийством не уничтожить все свои пожитки? Долой их, в топку! А то вдруг кто-то ворвется в квартиру и наварится на имуществе покойника?

Больше всего Шайль злит не то, что самоубийца разбил все банки с закаткой и залил продукты водой. Ее злит то, что все запасенные сигареты растоптаны, раздавлены, разрушены.

Отдышавшись, девушка поднимается на ноги. Разминает плечи на ходу, пока бредет к выбитой входной двери. Это последняя квартира, в которую было возможно вломиться из подъезда. Можно рискнуть и попрыгать от балкона к балкону, но у Шайль не то состояние. Ей нужны сигареты, а не перелом костей от падения с высоты.

Да, девушка мародерит. Почему? Потому что стрельнуть сигареты не у кого, а ларьки уже разграблены. Кем — сложно сказать. Возможно, виноваты люди. А может, это волколюды развлекались.

Мародерство, оказывается, вовсе не такое простое дело, как может показаться. В нищем О-3, во всяком случае. У многих людей

банально нет никаких запасов. Только рубли, растыканные по полочкам в квартирах. Но деньги не имеют ценности. Так же как и безделушки, которыми люди украшают свои немощные тела. Для Шайль важны только сигареты, но в некоторых квартирах никто не курил, а в других — уже ничего не осталось. И только в этой неудачник-самоубийца додумался похерить все, что имел. А потом пустил себе заряд дроби в голову: короткоствольный однозарядный дробовик остался лежать в дряблой руке. Шайль могла бы прихватить его, но эта пушка не просто так называлась «Домовым». Это оружие для самозащиты в квартирных условиях. Дробь мелкая, стреляет кучно, но недалеко. Хорошо, если застал на своей кухне воришку. Плохо, если бегаешь по улицам умирающего города, воюя с такими же мародерами и бандитами-волколюдами.

Шайль осторожно прикрывает за собой дверь, словно извиняясь перед ней за насилие: в районе замка доски расколоты на щепки мощными ударами ноги.

— А ну-ц!

По подъезду проносится гулкое эхо. Его начало лежит за спиной Шайль. Учитывая, что девушка ничего не услышала раньше, ее поджидали некоторое время, боясь шелохнуться.

— Руки вверх!

Девушка неохотно подчиняется.

— Ты чего тут чудишь? Поворачивайся-ка мордой ко мне, негодяй.

«Негодяй»? Шайль почти обижается на это слово, сказанное старческим голосом, но понимает, что одета не в платье. Ясное дело, с парнем спутали.

Девушка поворачивается, скептически глядя на «защитника» чужих квартир. Старик стоит в потемках, сжимает в руках…

А вот это интересно. Не «Домового». В его сморщенных пальцах настоящий дробовик. Помповый ублюдок, способный проделать дыру даже в хиленькой броне, про незащищенное мясо говорить нечего.

— На колени! — требует дед. — Мордой в пол! Ой счас полицаев-то позову, пиздюлин тебе навешают, мародер несчастный.

«Может, пристрелить?» — проносится в голове детектива.

Нет, Шайль. Не надо. Это просто старик. Испуганный, больной — но по-своему, по-старчески. Вон, ствол ходуном ходит.

Девушка опускается на колени, удерживая руки поднятыми. Но не ложится.

— Ложись! — рявкает дед. — Иначе стреляю!

Шайль прищурилась, разглядывая оружие. «Разве так помпа должна быть?..» — пытается вспомнить. С дробовиками детектив не работала, только видела парочку таких на стрельбище. Семьдесят метров — мишень почти вся в клочья. Грохоту стояло…

— Ты помпу-то не тяни, — грубо просит Шайль. — Не выстрелит же.

— Чего?!..

Глуховатый дед.

— Помпу! Не тяни! Не! Выстрелит!

— А…

Щелчок запирающегося затвора. Теперь девушка уверена почти на все сто, что курок готов ударить по патрону. Ствол дробовика перестал «гулять» так отчаянно — видимо, деду стало легче держать пушку.

— Так чего надо?! — Шайль, к счастью, умеет говорить достаточно громко.

— По квартирам на кой шастаешь?! — не менее громко спрашивает дед. — Мародеришь?! Трудом зарабатывать надо!