o 496d70464d44c373
Шрифт:
сказал, чтобы ты у нас работал.
– Думаю, будь ты девушкой, он бы заплатил намного меньше, – вставила
Лена.
70
Диего и так на нее косился, а стоило Лене заговорить, вообще забыл о
моем присутствии. Они пожирали друг друга глазами, я же чувствовал себя
полным идиотом. Обождав минуту, я не выдержал и твердо, хотя
добродушно, заявил:
– Убирайтесь-ка с глаз моих долой. Оба. Немедленно.
Собравшись, Лена сказала на прощание
активным действиям.
– Бросай все к чертовой матери, и поехали в Марокко вместе со мной.
Вдвоем нам будет так весело.
И я представил. Во всех красках. Это реально – Диего может достать мне
документы, а в «Пекине» я заработаю достаточно денег на путешествие.
Потом догоню Лену. Ведь мне нужен билет в один конец. А в Касабланке
можно найти работу, например, петь в портовом баре тоскливые песни о
родине. Все-таки первоисточник.
– Что за глупости, Лена? Мне и в Москве весело. Лучше ты поскорее
возвращайся.
Я наконец-то придумал первый ход.
Мы расцеловались на прощание, а, пожимая руку Диего, я гадко заметил:
– Ты не рассчитывай попасть к ней в постель с первого раза. Лена не из
таких.
Лена рассмеялась.
– О чем ты, милый? Послезавтра меня уже не будет в Москве, и времени
осталось слишком мало. Потом… Я всегда полагалась на милость
незнакомцев.
И она совсем исчезла.
На следующее утро меня ожидало редкой мерзости похмелье. Обычно я
просто страдаю бессонницей и сухостью во рту, но это было что-то
новенькое. Продираясь сквозь прилипший сон и гул в башке, я
поприветствовал новый день отборным матом, тут же отдавшимся во всех
самых потаенных уголках мозга. Только через несколько минут пришлось
осознать, что на обычное невинное похмелье наложился очередной
приступ мигрени. Знаю, что там наверху никого нет, но если они все-таки
существуют – меня совершенно не любят и ни во что не ставят.
71
Раздался стук в дверь, и это было новое испытание. Шурик починил
замок, и хотя дверь замечательно запиралась, теперь мне пришлось
ползти и открывать ее.
Даже счастливая рожа Диего не вселила в меня оптимизма. Правда, он
трогательно принес мне бутылку текиллы, к которой я тут же присосался,
как младенец к груди матери. Ямочки на пальцах, беззубый ротик,
хрюнячьи глазки. Ненавижу детей.
– Чего-то ты рано. Испугался и сбежал из постели ненасытной Лены? –
спросил как-то слишком злобно.
– Рано? Сейчас пять вечера.
– Темнеет позже. Каждый год путаюсь. Сумерки путают.
Диего приложил
– Нет, температуры у тебя нет. Но выглядишь на пять долларов.
– Спасибо, дорогой, это как раз то, что я хотел услышать в начале нового
многообещающего дня… то есть вечера… Да кого это к черту волнует.
Сжал текиллу в объятьях и забрался обратно в кровать. Диего, не
раздеваясь, присел около меня с краю. Запрокинув голову для
внушительного глотка, следом я улыбнулся своему сто раз спасителю и
только после этого заметил проникшую в комнату кошку. Она была
коричнево-черной. Видимо, с рожденья.
Диего проследил за моим взглядом и объяснил:
– Это я ее впустил. Она сидела около двери в квартиру. Соседей, да?
– Нет, наверное, все-таки моя.
Кошка не обращала на нас ни малейшего внимания, только все к чему-то
принюхивалась.
– Твоя? – спросил Диего.
– Покойной Нелли. Тут девушка ножом зарезалась, кошка ей
принадлежала.
– Знаешь, мне Лена рассказала.
– Что?
– О твоих приключениях, в частности об этой Нелли.
– Надо же, оказывается, она все-таки меня слушает.
– Лена очень хороший человек. И она о тебе беспокоится. Думает, что
ты…
– Не в себе?
72
– Да, но она это не цинично сказала, она, действительно, волновалась.
– Как благородно.
– И попросила, чтобы в ее отсутствие я за тобой присмотрел.
– А ты, наивная душа, с порога выложил все карты.
– Понимаешь, я, конечно, с Леной согласился, но сам не очень верю, что
ты тронулся.
– Диего, ты великолепно подбираешь слова. Тебе надо работать в
психологической помощи тем, кто неожиданно потерял близких.
– Меня тоже считали сумасшедшим. Еще в Португалии. Я поэтому и
уехал в Россию, получил здесь замечательное образование, а главное
избежал смирительной рубашки.
– А что случилось?
– В конце 80-х в Лиссабоне получила широкое признание одна
политическая партия, я тогда подрабатывал журналистом и интуитивно
прочувствовал в этом сенсационный материал. Дело в том, что костяк
партии составляли бывшие богословы и такие же бывшие агностики, эта
тенденция показалось мне интригующей, и незаметно я влился в их ряды,
чтобы чего-нибудь разнюхать. Втерся в доверие, стал участвовать в редких
закрытых собраниях, содержание которых они вряд ли хотели сделать
предметом гласности.
– Ягненочек, смилуйся, пожалуйста, – говори медленнее и тише…