o 496d70464d44c373
Шрифт:
– Во-вторых, вместо Горбушевской петь буду я.
– А ты умеешь?
– Нет.
– Но ты думаешь, что это хорошая реклама?
– Нет.
– И в чем же дело?
– Верь мне. Потом, лично меня ведь никогда ниоткуда не увольняли…
правда, я никогда нигде не работал.
– О’кей, в таком случае, если что-то пойдет не так, честь уволить тебя ты
предоставишь мне.
– Заметано.
Мы чокнулись.
Смешно, но уже через неделю состоялось
Диего сложился пополам, как только меня заметил. Вернее, как только
опознал – я вновь воспользовался содержимым спасительного сундука, и
это стало походить на наркотическую зависимость. Выглядел я, правда,
отменно.
На случай знакомства с хозяином заведения, тем, что помешался на
«Касабланке», я оделся и уложил волосы в стиле Ингрид Бергман из
прославленного фильма и заслужил таким образом несколько щипков за
задницу со стороны совершенно невыгодных мне людей. Одного я все-таки
огрел сумочкой по башке. За всех миловидных женщин и за синяки на их
задницах!
Сцена меня не смутила. В подобных заведениях музыка всегда служит
фоном, и я совершенно не рассчитывал на моментальное признание, а
тем более уж на внимание. Однако стоило мне запеть глубоким,
совершенно не женским голосом, все на меня тут же пооборачивались. Как
если бы незаконнорожденная дочь Натальи Медведевой снималась в
римейке старого доброго фильма «Виктор/Виктория» – слишком дерзко,
чтобы даже предполагать. Пел я при этом нормально, чем сам себя
63
удивил. Главное было не делать лишних движений, точнее вообще их не
производить – слишком велик оказался риск дать петуха. Репертуар у меня
был «мрачнячок»: все больше песни Marianne Faithful, Cat Power и Beth
Orton, не обошлось и без любимой мной Билли Холидей. Публика
воспринимала это очень миролюбиво, а по вздернутому большому пальцу
Диего, который чудом мелькнул сквозь лучи софитов, я понял, что
увольнение мне не грозит. Три раза я даже заслужил всеобщие громкие
аплодисменты. После исполненного по-немецки опуса группы Rosenstolz
«Nur Einmal Noh» (если бы я хоть слово из него понимал) и «Love Is A
Drug» Roxy Music. А овация следом за «Glory Box» ансамбля Portishead
сама собой разумелась. Молодые джазисты создали всему этому
разнообразию замечательное, а главное – импровизированное
сопровождение. Я давно так не веселился. Горло смачивал вискарем.
Величественно сойдя со сцены, я наткнулся на сюрприз. Только много
позже можно было назвать его приятным,
столиком около сцены в полном одиночестве сидела моя старая подруга, с
которой я глупейшим образом разошелся пару лет назад. Сохраняя
хорошую мину при плохой игре (плохую мину при хорошей игре можно
сохранять только во время орального секса), я прямиком направился к ее
столику и молча сел, манерно прижав к плечу свой полупустой бокал.
Лена посмотрела на меня оценивающе, без улыбки, чуть склонив голову
набок. Потом откинулась на спинку стула и беззлобно сообщила:
– Я всегда знала, что ты так кончишь.
Ответ уже был готов:
– Могла бы и предупредить.
Она все-таки улыбнулась.
– Виски будешь?
– А то. Мне другого и не остается.
Если я за месяц соскучился по Диего, с которым общался не больше
трех часов, то уж что говорить о девушке, пребывавшей моей лучшей
подругой восемь лет подряд.
Как и раньше мы без умолку болтали, обменивались циничными
замечаниями по поводу окружающих и без передыху курили.
– Слушай, – спросил я в какой-то момент, – а почему мы с тобой
разбежались?
64
– Не помнишь?
– У меня частичная амнезия.
– За подобное оправдание я готова убить любого из своих бывших
любовников.
– Я твой бывший любовник?
– У тебя определенно амнезия. Естественно – нет. И мы с тобой не
разбегались, просто я потеряла тебя из виду.
– Такое бывает?
– Мы могли бы избежать этого, не свяжись ты с теми людьми.
– С какими людьми?
– Скажи, а ты, действительно, ничего не помнишь?
– Не помню события годичной давности.
– А двухгодичной?
– Помню… Наверное.
– Боюсь, все-таки нет.
Это привело меня в тупик. После школы годы понеслись быстрее, и они
были какими-то однотипными, что ли. Как у всех на пороге взрослой жизни
– запоминались только важные, этапные моменты, а после двадцати пяти
все это вообще предполагало слиться в единый, однотонный поток.
– Ты очень поможешь мне, если напомнишь, что тогда происходило.
Такое ощущение, что в голове зияет дыра, а мозги мучительно пытаются
что-то туда пристроить.
– Именно поэтому ничего я говорить не буду. Если ты не шутишь, я как
некогда лучшая подруга предпочту уберечь тебя от прошлого.
– Глупости какие-то.
– Давай оставим это. Ты и раньше отказывался говорить на эту тему,
зачем же менять правила?