О чем молчит река

Ибаньез Изабель

Я могла представить, как родители спешили сюда на чай и ужин после дня, проведенного в пустыне.

Возможно, это было последнее место, где их видели.

Я проглотила комок в горле и сморгнула слезы, внезапно подступившие к глазам. Со всех сторон меня окружали люди самых разных национальностей, возрастов и званий. В комнате стоял гул разговоров на множестве языков, а большие ковры на выложенном плиткой полу смягчали шум множества ног. Пожилые англичанки жаловались на трудности с поиском подходящего корабля для прогулки по Нилу, потягивая холодный чай из гибискуса – его ни с чем не спутать из-за темно-фиолетового цвета. Британские офицеры в красной форме, с саблями на поясе расхаживали взад

и вперед по коридору, и я неожиданно вспомнила, что отель также служил штабом ополчения. Нахмурившись, я отвернулась.

В нише вокруг стола собралась группа египетских бизнесменов: они курили трубки и оживленно что-то обсуждали. Кисточки фесок касались их щек. Когда я проходила мимо, до меня долетели обрывки их разговора о ценах на хлопок. Моя мать часто возвращалась в Буэнос-Айрес с новым постельным бельем из плотной ткани, очень похожей на шелк. Хлопок рос вдоль берегов Нила, и его производство было весьма прибыльным делом для египетских землевладельцев.

Я обернулась в поисках стойки регистрации, когда щеголеватый американец с солидным портфелем ввалился в зал, громко восхищаясь интерьером. Кто-то закричал: «Бертон! Сюда!», и американец быстро присоединился к своей компании, где его встретили хлопками по спине. Я с тоской наблюдала за встречей.

Число людей, которые обрадовались бы моему приезду после долгого путешествия, стремилось к нулю.

Сотрудники за стойкой регистрации уставились на меня. Один из них застыл на месте при моем приближении. Широко раскрыв темные глаза, мужчина медленно опустил руку. Он как раз штамповал буклет.

– Salaam aleikum [15] , – неуверенно сказала я. Пристальный взгляд мужчины пугал. – Я хотела бы снять номер. Хотя, полагаю, мне следует сначала уточнить, здесь ли остановился Рикардо Маркес.

15

Здравствуйте (араб.).

– Вы так похожи на свою мать.

Все во мне замерло.

Сотрудник с мягкой улыбкой отложил печать и буклет.

– Я Саллам, – сказал он, одернув свой темно-зеленый кафтан. – Мне очень жаль, что вы потеряли родителей. Они были достойными людьми, и мы были рады их пребыванию здесь.

Даже спустя несколько месяцев я не привыкла говорить о родителях в прошедшем времени.

– Gracias. Shokran, – поспешно исправилась я.

– De nada [16] , – ответил мужчина, и я удивленно улыбнулась.

16

Не за что (исп.).

– Ваши родители научили меня паре фраз. – Он посмотрел через мое плечо, и я проследила за его взглядом. – Я ожидал увидеть с вами юного Уита, – сказал мужчина.

– Кого?

– Мистера Уитфорда Хейза, – пояснил Саллам. – Он работает на вашего дядю, который действительно остановился в отеле на ночь. Но сейчас его здесь нет. Полагаю, у него дела в музее.

Так вот как звали незнакомца, которого я бросила на причале. Я мысленно пообещала себе избегать его любой ценой.

– Вы не знаете, когда вернется мой дядя?

– Он заказал столик на ужин в нашем обеденном зале. Вы только что прибыли?

– Нет, я сошла с парохода в Александрии утром. К сожалению, поезд сломался на полпути в Каир. Иначе я добралась бы быстрее.

Густые седоватые брови Саллама полезли на лоб.

–

Вы приехали в Каир на поезде? Я считал Уита более благоразумным. Местные поезда вечно опаздывают и ломаются. Поездка в экипаже была бы гораздо приятнее.

Я решила не рассказывать Салламу правду. Взяла свою сумочку и положила ее на стойку.

– Я хотела бы снять номер.

– В этом нет необходимости, – ответил Саллам. – Вы займете номер своих родителей. Он оплачен до… – мужчина опустил взгляд и сверился с записями, – десятого января. В соответствии с пожеланиями вашего дяди в номере ничего не трогали. – Саллам поколебался. – Он сказал, что разберется с их вещами после Нового года.

У меня закружилась голова. Я и не думала, что буду ночевать в спальне родителей с окнами на сады Эзбекие. Papa много рассказывал об их любимом номере, роскошных комнатах и прекрасном виде из окон. Даже моя мать одобрила его. Я и не представляла, как сильно хотела увидеть его своими глазами. Очевидно, теперь это произойдет. В этом путешествии меня ждало много приключений, которые я надеялась пережить вместе с родителями. Мое сердце сжалось, словно от боли.

– Это было бы прекрасно, – едва слышно прошептала я.

Секунду Саллам смотрел на меня, а затем быстро написал что-то на белоснежном листе отельной бумаги. Свистнул мальчику в феске, травянисто-зеленых брюках и светло-желтой рубашке.

– Пожалуйста, отнеси это.

Мальчик посмотрел на сложенный лист, увидел имя и улыбнулся. Зашагал прочь, ловко пробираясь сквозь толпу постояльцев отеля.

– Пойдемте, я лично провожу вас до сьюта номер 302. – Еще один сотрудник, одетый в такую же желто-зеленую ливрею, занял место за стойкой. Саллам поднял руку, жестом предложив мне следовать за ним.

– Я помню, как ваши родители впервые приехали в Египет, – сказал он. – Ваш отец влюбился в Каир в первую же минуту. Вашей матери потребовалось чуть больше времени, но первая поездка изменила ее. Я знал, что они вернутся. И только посмотрите! Я оказался прав. Кажется, с их первой поездки прошло семнадцать лет.

Я не смогла ответить. Их поездки совпали с некоторыми из моих самых страшных воспоминаний. Одну зиму я помнила слишком хорошо. Мои родители задержались в Египте на целый месяц, и я заболела. В Буэнос-Айресе началась эпидемия гриппа, но мои родители не приехали вовремя и не знали, в какой опасности я находилась. Они вернулись, когда я уже пошла на поправку и худшее осталось позади. Мне было восемь. Конечно, моя тетя поссорилась с моей матерью – не один раз. После этого Mama и Papa не отходили от меня. Мы вместе ели, гуляли по городу, наслаждались концертами и частыми вылазками в парк.

Мы не расставались до самого отъезда родителей.

Саллам вел меня по большой лестнице с синим ковром по центру. Интерьер был мне знаком: родители привезли всевозможные вещи в этом стиле в Аргентину. Им нравились турецкая плитка, марокканские светильники и персидские ковры.

Мы поднялись на третий этаж, и Саллам вручил мне медный ключ с подвеской размером с монету, на которой были выбиты слова «Отель «Шепердс», Каир» и номер комнаты. Я вставила ключ в замок, и дверь распахнулась. По обе стороны от гостиной располагались комнаты. Я прошла внутрь, восхищаясь диваном с зеленой бархатной обивкой и кожаными креслами, изящно расставленными перед балконными окнами. Обитые шелком стены с золотой отделкой и маленький деревянный столик с кожаным креслом с высокой спинкой подчеркивали аристократическую элегантность. Что касается декора, здесь было несколько прекрасных картин, позолоченное зеркало и три больших ковра сине-мятных оттенков, которые добавляли интерьеру утонченности.