О чем молчит река

Ибаньез Изабель

Своими родителями.

К глазам подступили слезы, но я зажмурилась и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это был мой шанс. Я добралась до Египта одна, вопреки всему. Ни одна другая страна не восхищала моих родителей, ни один другой город не стал вторым домом для них, а я знала, что Каир был для них домом. Возможно, даже больше, чем Аргентина.

Больше, чем я.

Если я уеду, то никогда не узнаю, что манило их сюда из года в год. Мне хотелось понять, какими они были, чтобы не забыть их. Уехав,

я никогда не узнаю, что с ними произошло. Любопытство разгоралось в моем сердце, заставляя его биться все быстрее.

Больше всего на свете мне хотелось узнать, из-за чего они погибли.

Думали ли родители обо мне? Скучали?

Единственный человек, знавший ответы, жил здесь. По каким-то причинам он хотел, чтобы я уехала. Исчезла. Я сжала кулаки. Я не позволю, чтобы обо мне снова забыли, снова отодвинули на задний план, словно ненужную мысль. Я приехала сюда не просто так и собиралась довести дело до конца. Даже если это причинит мне боль, даже если открытия разобьют мне сердце.

Никто и ничто не разлучит меня с родителями снова.

Незнакомец с моими вещами зашагал прочь по причалу. Он обернулся, и его голубые глаза безошибочно отыскали мои в шумной толпе. Он мотнул подбородком в сторону парохода, словно решив, что я побегу за ним, как послушная болонка.

Ну уж нет, сэр.

Я попятилась, и увидела, как у него от удивления отвисла челюсть. Плечи едва заметно напряглись. Незнакомец толкнул тележку с моими чемоданами вперед, чудом не задев человека, стоявшего перед ним в очереди на посадку. Поманил меня пальцем.

От удивления я рассмеялась.

«Нет», – одними губами произнесла я.

«Да», – одними губами произнес мужчина.

Он плохо меня знал и не догадывался, что, если я приняла решение, меня было не переубедить. Mama называла это упрямством, мои наставники считали это недостатком. Я же называла это настойчивостью. Вероятно, незнакомец все понял по моему лицу: он замотал головой, и беспокойство подчеркнуло морщинки в уголках его глаз. Я развернулась и растворилась в толпе, ничуть не переживая о своих вещах. Все можно купить. Но только не этот шанс.

Такой выпадает лишь раз в жизни.

Я крепко ухватилась за него обеими руками.

Толпа людей влекла меня прочь от буксиров, выстроившихся вдоль причала. Незнакомец кричал, но я уже отошла слишком далеко, чтобы разобрать его слова. Пусть занимается моим багажом. Если он джентльмен, то вряд ли оставит его без присмотра. А если нет… Впрочем, маловероятно. Было что-то особенное в том, как этот мужчина вел себя. Уверенно, несмотря на дерзкую улыбку. Собранно, несмотря на запах спиртного.

Он выглядел как аристократ, человек, рожденный, чтобы управлять другими.

Разговоры на причале текли на разных языках, окружали меня со всех сторон. Египетский арабский, английский, французский, голландский и даже португальский. Египтяне в дорогих костюмах и фесках огибали туристов,

спеша по делам. Мои попутчики двигались по широкой улице, уклоняясь от лошадиных повозок и ослов, нагруженных холщовыми мешками. Я внимательно смотрела под ноги, чтобы не наступить на помет животных. В воздухе пахло дорогим парфюмом и пoтом. У меня заныло сердце при виде разрушенных зданий и гор мусора – напоминаний о британской бомбардировке, которая произошла два года назад. Когда-то я прочитала, что урон был огромным, особенно в крепости, где египтяне попытались защитить Александрию.

Одно дело – прочитать об этом в прессе, и совсем другое – увидеть разрушенный порт своими глазами.

Толпа, которая двигалась от причала, направлялась к большому каменному зданию с четырьмя арками. Оно стояло перед железнодорожными путями, которые тянулись на многие мили вперед. Вокзал. Я вцепилась в сумочку и пересекла улицу, обернувшись и проверив, не решил ли незнакомец догнать меня.

Его не было, но я не стала замедлять шаг. Что-то подсказывало мне: так легко он меня не отпустит.

Впереди небольшая группа общалась по-английски. На этом языке я говорила гораздо лучше, чем на французском. Я последовала за группой на вокзал, чувствуя, как вспотевшие волосы липнут к шее. Квадратные окна пропускали достаточно света, чтобы рассмотреть царивший внутри хаос. Повсюду лежали горы багажа. Путешественники растерянно перекрикивались, звали своих близких или бежали к поездам. Остальные толкали тележки с чемоданами, которые опасно покачивались. Мое сердце забилось быстрее. Я никогда не видела такого скопления людей, одетых с разной степенью элегантности, от шляп с перьями до простых шейных платков. Множество египтян в длинных туниках предлагали помочь с чемоданами в обмен на несколько монет.

Вздрогнув, я поняла, что потеряла группу англичан.

– Miercoles, – пробормотала я.

Встав на цыпочки, я отчаянно попыталась разыскать их в толпе. Один из англичан был в цилиндре… а вот и он. Я пробралась сквозь скопление людей, не спуская с него глаз, и вышла прямиком к кассе. Большинство надписей были на французском, и я с трудом их могла прочитать. Как же купить билет до Каира? Родители запрещали мне разговаривать с незнакомцами, но я нуждалась в помощи.

Я подошла к англичанам и нарушила одно из маминых правил.

Я откинулась на мягкие подушки и вдохнула затхлый воздух купе. Слой пыли покрывал все, от сидений до полок над скамьями. Снаружи поезд выглядел фешенебельным: строгие черные линии, украшенные красным и золотым. Но интерьер не обновляли уже много десятилетий. Мне было все равно. Я бы пересекла пустыню верхом на осле, если бы он привез меня в «Шепердс».

Пока что в купе никого не было, несмотря на множество путешественников, эфенди, направлявшихся в Каир с деловыми целями, и туристов, которые оживленно болтали на разных языках.