О чём поют воды Салгира

Кнорринг Ирина Николаевна

Запись от 13 / 26 июля 1920 г

Сегодня у соседей тихо, а вчера у них были гости. Чурилин читал свои стихи, да с таким пафосом, что я хохотала. Мне они совсем не нравятся: ерунда, в футуристическом стиле [7] .

В этом доме столько народу живет и столько приходит, что я совершенно спуталась, — кто здешний, кто нет. К Чурилину приходит жена…

Самый симпатичный из них — Аренс. Говорят, он даже сам себе белье стирает.

7

Весной 1920 г. поэт Тихон Чурилин, его вторая жена, художница Бронислава Корвин-Каменская и поэт, офицер Лев Аренс организовали в Крыму «Содружество молодых будетлян». В программу их вечеров, кроме чтения стихов и докладов по «теории» поэзии будущего, входил показ работ Б. Корвин-Каменской, иллюстрирующих стихи В. Хлебникова, Г. Петникова, Т. Чурилина, Б. Пастернака и др.

Песнь нищеты

Сквозь

холодный туман загорелась заря, Бледный свет в полутьме расстилается, От молчанья ночного очнулась земля И в безмолвной тоске пробуждается. И сильнее печаль моё сердце гнетёт, Тише песня звучит безответная… Раб житейской нужды, раб житейских невзгод, Я люблю тебя, ночь беспросветная. …Пусть лишь ночью, во тьме, льются кровь и вино, И блестят груды злата холодного, Пусть от взоров людских будет скрыто оно, Это зло, всего мира голодного… 1 — IX — 1920. Симферополь

Песнь узника

Завтра — казнь. Так просто и бесстрастно В мир иной душа перелетит. А земная жизнь так безучастно На земле по-прежнему шумит. То же встанет солнце золотое И осветит мой родимый край. О, прощай, всё милое, родное, Жизнь моя разгульная, прощай! Я не верю, что с зарёй остылой Страшный миг однажды подойдет… Но когда ж конец?! Ждать нету силы. Жить нельзя. Так что же смерть не идет? 1 — IX — 1920. Симферополь. Семинарский переулок. На диване. Вечер. Никого нет.

Север

Где диких степей беспредельная даль Окутана дымкой ночною, Где мрачных лесов вековая печаль Угрюмой манит красотою, Там думы мои — в тех лесах, городах, Где годы, как сны, пролетели; Где светлые грёзы тонули в мечтах Под звонкие вешние трели. …А южная ночь безучастно молчит, Холодною веет тоскою, И тёмное небо огнями горит И чуждой глядит красотою. Мне душно и страшно. Зловещий покой Кругом воцарился угрюмый… О, мчитесь вы дальше незримой волной, Тяжелые, страшные думы! Мне вспомнился вечер. В багровой заре Кровавое солнце пылало. Деревья склонились ветвями к земле И шумная жизнь затихала. Всё было спокойно. Младая весна Не сеяла горькой печали… Я молча стояла в тени, у окна, Смотрела в родимые дали; Туда, где летят в небесах облака, Где лес над рекой молчаливой. И жизнь мне казалась проста и легка, Такою веселой, игривой… Зачем вспоминать? Не вернётся весна, И прежняя жизнь не вернётся. И в дальнем краю, где дышала она, Печаль черноокая вьётся. Там кровь и вино, точно реки текут, Смешались и смех, и рыданья. Там песнь погребальную ветры поют В тупом и холодном страданье. А сердце трепещет и рвётся вперед, Где Север, забрызганный кровью, Скорее туда, где страданье живёт, Залить его светлой любовью! 15 — VII — 1920. Симферополь

Запись от 1 / 14 сентября 1920 г

Вот лето и прошло. Сегодня был молебен. Ровно год тому назад я так же была в соборе, так же в новой гимназии, среди чужих девочек.

Запись от 4 / 17 сентября 1920 г

Гимназия. Занимаемся с трёх часов, по-новому стилю; если пять уроков, как должно быть, то кончаем в 7 Ѕ. Класс у нас проходной; заниматься очень трудно, кругом шумят. Класс по составу девочек ничего себе, кривляк и ломучек мало, но есть.

Сижу я с Милой. Сегодня утром она приходила ко мне учить историю, так как у меня книги нет. Но учили мы недолго: до того ли! Потом я ей читала свои стихи, потом декламировали любимые стихотворения; потом просто говорили о том, о сём, о нашей жизни.

Домашние новости. Папа-Коля совсем захандрил. Большевики на носу.

И квартирный вопрос! Завтра или послезавтра приедут Деревицкие [8] , значит, нас с квартиры долой. Куда мы денемся? Хоть бы можно было устроиться ночевать у Мамочки на службе, в округе [9] .

Мечтать приходится о немногом. А ведь у каждого коммерсанта, наверно, комнат десять есть в запасе!

8

Деревицкий Алексей Николаевич (1859–1943), историк, первый декан историко-филологического факультета Таврического университета; знакомый Н.Н. Кнорринга по Харьковскому университету, предоставивший его семье на лето свою квартиру.

9

М.В. Кнорринг занималась описью эвакуированного архива Харьковского учебного округа.

Внешние события. Говорят, что к первому снегу мы будем в Харькове, будто бы Румыния объявила войну большевикам, будто бы путь открыт до самой Москвы; будто бы Врангель сказал, что зимовать мы будем на Украине, даже чуть ли не в самой Москве. Что-то происходит. Что-то будет.

Только бы скорей!!!

На экзаменах я вдоволь посмеялась, так теперь чувствую угрызения совести. Нет, не в веселье счастье теперь, мне милее грусть.

Сегодня ночью, когда я спала, мне пришла в голову такая мысль: что такое герой? И совершенно машинально, в полудремоте, не думая и не сознавая, я изрекла такую мысль: «Кто в такое время, среди мошенников, злодеев, жуликов ничем не запятнает своей совести, кто в самых ужасных условиях, в мучениях и бедствиях сумеет остаться честным, — тот герой». Этой-то истины я и буду придерживаться.

«Как просто звучало признанье…»

Как просто звучало признанье Безмолвною ночью, в глуши. И сколько таилось страданья В словах наболевшей души. И капали робкие слёзы — Их не было сил удержать, И сонно шептались берёзы, И звёзды устали мерцать. А горе так долго томило, Что сердце устало страдать: Печаль свою звёздам открыло, Хоть звёзды не могут понять. О горе цветам рассказало, Но гордо молчали цветы, — Одна лишь росинка дрожала, Едва серебрила листы. И ночь пролетела в молчанье, Лишь слёзы таились в глуши, И сколько звучало страданья В мольбах изболевшей души!.. 30 — IX — 1920

Время

Скучно день за днем проходит, Скучно час за часом бьёт. И мрачней тоска находит, Как за годом мчится год. Время быстро, время строго. Наши дни несёт оно. А ведь этих дней немного В жизни каждой сочтено. Только к нам весна влетела, Свой раскинула шатер, Всё вокруг зазеленело, Всё кругом пленило взор; Только сердце, ожидая Летних дней, вдруг замолчит; — Глядь, уж осень молодая Первый лист позолотит. Так, в тоске о невозвратном, Сердце будущим живёт, А не милым и отрадным: Время быстренько идёт. Дни бегут, пятой мелькая, Исчезают без следа. Моя юность удалая Не вернётся никогда. «Надо смело жить в изгнанье. Жить! Не ныть в тоске глухой». Будет мне напоминаньем Первый листик золотой. Я его беру украдкой И в страницы дневника, — Где таится дней загадка, Пусть судьба моя горька, — Я кладу своей рукою. Он живёт, он не увял. Пусть бегут года чредою, Как за валом мчится вал. 30 — IX — 1920. Симферополь

Запись от 13 / 26 сентября 1920 г

Лунная ночь, за оградой соборного сквера, около бокового входа собора огромная толпа народу. Только на широкой лестнице стоит Востоков, что-то говорит. Потом хор поёт молитвы, а за ним — народ. Получается громко, нестройно, но каждое слово переполнено такой живой силой, что невольно верится, что только этим и можно победить [10] .

10

«Не крестовый поход врангелевского воинства сокрушит это диавольское царство, а крестный ход всего крымского духовенства, с иконами вместо пушек и хоругвями вместо винтовок. Увидав это священное шествие, красноармейцы, благочестивые русские крестьяне, благоговейно снимут шапки, вонзят штыки в землю и падут ниц перед святыми иконами. Не пролитием крови сокрушится богоненавистная большевицкая власть, а силою Креста Господня», — утверждал духовник и про поведникармии генерала Врангеля прото пресвитеро. Владимир (Востоков).