О достоверности
Шрифт:
17.4
545. Ребенок знает, какой цвет обозначается словом “синий”. И то, что он при этом знает, совсем не так просто.
546. Я бы сказал: “Я знаю, как называется этот цвет”, — если бы речь шла, например, об оттенке цвета, название которого не каждый знает.
547. Ребенку, который только что начал говорить и может использовать слова “красный” и “синий”, еще нельзя сказать: “Не правда ли, ты знаешь, как называется этот цвет”.
548. Прежде чем спрашивать о названии того или иного цвета, ребенок должен научиться употреблять слова, обозначающие цвета.
549. Было бы неверно
18.4
550. Веря во что-то, человек вовсе не обязательно способен ответить на вопрос, почему он в это верит; если же он что-то знает, то всегда должен суметь ответить на вопрос, откуда он это знает.
551. Причем, отвечая на этот вопрос, нужно следовать общепризнанным основоположениям. Такое можно узнать вот так.
552. Знаю ли я, что в данное время сижу на стуле? — Неужели же я этого не знаю?! В данных обстоятельствах никому не придет в голову сказать, что я это знаю, но не скажут, например, и того, что я в сознании. Обычно этого не говорят и о прохожих на улице. Что ж, разве это не так,хотя этого и не говорят?
553. Странно ваг что: если я говорю без особого повода “Я знаю”, скажем "Я знаю,что сейчас сижу на стуле", то такое утверждение кажется мне неоправданным и самонадеянным. Если же я утверждаю это в ситуации, где в этом есть потребность, то оно представляется мне вполне оправданным и будничным, хотя моя уверенность в его истинности ни на йоту не возросла. 554. В своей языковой игре оно не претенциозно. Там оно не возвышается над самой этой человеческой языковой игрой. Ибо там оно имеет ограниченное применение.
Но как только я произношу это предложение вне его контекста, оно предстает в каком-то ложном свете. Так, словно бы я хочу заверить, что есть то, что я знаю.О чем мне не смог бы поведать и сам Бог.
19.4
555.Мы говорим: мы знаем, что вода кипит, если ее поставить на огонь. Откуда мы это знаем? Нас научил опыт. — Я говорю:
“Я знаю, что сегодня утром позавтракал”; этому опыт меня не учил. Говорят также: “Я знаю, что он испытывает боль”. В каждом из этих случаев мы имеем дело с различными языковыми играми, всякий раз мы уверены,и всякий раз с нами соглашаются, что мы в состояниизнать. Вот почему и научные положения в учебнике физики признаются всеми.
Если некто говорит, что он нечто знает,то это должно быть чем-то таким, что он, по общему мнению, в состоянии знать.
556. Не говорят: он в состоянии в это верить. Но говорят: “В данной ситуации это разумно предположить” (или “верить” в это).
557. Военный суд вполне способен вынести решение о том, было ли разумно в такой-то ситуации с уверенностью предположить то-то (хотя бы и ошибочно).
558. Мы говорим: мы знаем, что вода при таких-то обстоятельствах кипит и не замерзает. Мыслимо ли, чтобы мы в этом заблуждались?
Что бы, может статься, ни случилось в будущем, как бы ни повела себя в будущем вода, — мы знаем,что доныне в бесчисленных случаях это обстояло так.Этот факт вкраплен в фундамент нашей языковой игры.
559. Ты должен задуматься над тем, что языковая игра есть, так сказать, нечто непредсказуемое. Я имею в виду: она не обоснована. Она не разумна (или неразумна). Она пребывает — как наша жизнь.
560. И понятие знания сопряжено с понятием языковой игры.
561. “Я знаю” и “Ты можешь на это положиться”. Но не всегда можно заменить первое вторым.
562. Во всяком случае, важно представить себе язык, в котором нет нашегопонятия “знать”.
563. Говорят: "Я знаю,что ему больно”, — хотя и не могут убедительно обосновать это. Равноценно ли это утверждению “Я уверен, что ему...”? — Нет. “Я уверен” дает тебе субъективную уверенность. “Я знаю” означает, что я, который это знает, и тот, кто этого не знает, разделены разницей постижения. (Вероятно, основанной на различии в степени опыта.) Если “Я знаю” говорится в математике, оправданием этого служит доказательство.
Если в обоих этих случаях вместо “Я знаю” говорят: “Ты можешь на это положиться”,— то обоснование для каждого случая будет разным. И обоснование имеет конец.
564. Языковая игра: доставка строительных камней, доклад о количестве имеющихся камней. Иногда их количество определяется на глаз, иногда же устанавливается путем подсчета. Тут порой возникает вопрос: “Ты полагаешь, что камней столько-то?” — и ответ: “Я знаю это, я только что ихпересчитал”. Но “Я знаю” здесь можно бы и опустить. Однако если есть какие-то способы констатировать наверняка, скажем пересчитать, взвесить, измерить кладку и т. д., то утверждение “Я знаю” может заменить сообщение о том, какзнают.
565. Но здесь еще и речи нет о каком-то “знании” того, что этому название — “плита”, этому— “колонна” и т. д.
566. Разумеется, ребенок, который учится моей языковой игре (2) 9, не учится говорить: “Я знаю, что это называется плитой”. Конечно же, есть языковая игра, в которой ребенок употребляет такое предложение. Это предполагает, что, как только имя дано, ребенок может тотчас же употребить его. Как и я, если бы мне усвоил игру со строительными камнями, ему могут сказать, к примеру: “А вот этот камень называется...”,— и тем самым первоначальная игра расширяется.
567. И все же, разве мое знание о том, что меня зовут Л. В., и знание о кипении воды при 100°С — однотипны? Разумеется, сам этот вопрос, поставлен некорректно.
568. Если бы мое имя употреблялось лишь изредка, могло бы статься, что я и не знал бы его. Само собой разумеется, что я знаю свое имя лишь потому, что без конца употребляю его, как и всякий другой человек.
569. Внутреннее переживание не может указать мне, что я нечто
знаю.Поэтому, хоть я и говорю: “Я знаю, что меня зовут...” и это явно неэмпирическое предложение, — — —