О, этот вьюноша летучий!
Шрифт:
– Пошли!
Вооруженные лопатами и ломиками ребята короткими перебежками и ползком пересекают двор, хотя за ними никто не следит, и скрываются в какой-то собачьей норе.
Вечером перед камином вновь собрались Маринины «рыцари», теперь уже в количестве пяти человек: блистательные летчики в орденах играют в карманные шахматы, Серж (нога его уже освобождена от гипса и украшена отличным сапогом) тихо-тихо наигрывает на губной гармонике, скромняга Женя Малахитов читает учебник
– Вот повезло человеку!
Летчики и Малахитов взглянули на него и на скелет, пытаясь вникнуть в смысл этой загадочной фразы, но тут откинулась занавеска, и в комнату вошла Марина.
– Привет, мальчики, – тихо сказала она и устало опустилась на стул в углу.
– Что случилось, Марина? – встревожился Женя Малахитов.
– У Кузьменко, ну у того танкиста, началась послеоперационная пневмония, – проговорила девушка. – А пенициллин, как назло, еще не прибыл.
– А когда ожидаете? – неожиданно заинтересовался Мамочко.
– Устала, ноги не держат, – виновато улыбнулась Марина летчикам.
Те встали с довольно шумным звоном.
– Мы попрощаться, Марина. Возвращаемся в действующую армию.
– Добивать фашистского зверя в его собственной берлоге, Марина.
– Марина, я на Франс, – печально улыбнулся Серж, – в Пари… Же ву зем, Марина…
Марина с дрожащей улыбкой смотрит на них и вдруг перехватывает сумрачный тревожный взгляд Малахитова. Больше она уже никого не видит, смотрит на моряка, а он не нее, и летчики при виде этой сцены тут же понимают, что им нечего здесь задерживаться.
Мамочко, сдвинув на глаза свою бескозырку, удаляется последним со сдержанно-угрожающим хмыканьем.
– Ну что, Женя? – тихо спросила Марина.
– Поставили на комиссию, – так же тихо ответил Малахитов.
…
Малахитов у подъезда попрощался с Мариной и зашагал по ночной пустынной улице. В это время из подвального окна выполз чумазый Петя. Малахитов не заметил его и прошел мимо.
На углу из густой тени навстречу ему выдвинулись трое. Малахитов остановился.
– В чем дело?
– Ну-ка, морячок, гони шпалер, – глухо проговорил один. Двое других заходили сзади.
– Осторожно, ребята, осторожно, – сказал Малахитов. – Пожалейте себя…
Один из налетчиков насел на него сзади, но тут же на глазах изумленного Пети со сказочной легкостью перелетел через голову и упал спиной на мостовую. В руках у двух других сверкнули ножи, но тут же один нож со звоном упал на мостовую, а хозяин ножа, взвыв от боли, бросился в переулок. Третий налетчик вместе с ножом после короткого малахитовского удара в переносицу врезался в стенку мраморного дома. Первый, только что описавший столь замечательную параболу, уже улепетывал
Не прошло и минуты, как на поле боя не осталось никого, кроме Малахитова.
Потрясенный этой молниеносной схваткой Петя подбежал к моряку.
Тот стоял, прислонившись к стволу древа. Глаза его были закрыты, губы бормотали что-то несвязное:
– …поближе… в гости на пироги… Валька, угощай… куда ж ты… гады…
Петя отпрянул. Малахитов отделился от дерева, вытянув руки, словно слепой, сделал несколько шагов и упал на одно колено. Голова его опустилась почти до самого асфальта. Мальчик заметил на левом виске моряка, над ухом, бурную пульсацию.
– Женя, что с вами? Вы ранены? – вскричал Петя.
Малахитов вдруг пружинисто поднялся, сильно потер лицо руками и виновато улыбнулся.
– Да нет, я невредим. Голова закружилась, Петя…
– Как вы здорово их разбросали! – восхищенно сказал мальчик. – Вы такой… не очень сильный на вид…
– Самбо, – мягко сказал Малахитов. – Самбо плюс еще кое-что. В разведке научился.
– А вы и разведчиком были?
…
Петя и Малахитов бодро идут по ночным улицам. Петя с восхищением смотрит на своего кумира в замызганной телогреечке.
– А вы скоро на фронт вернетесь, Женя?
– Это как комиссия решит, – отвечает моряк. – Скоро у меня медицинская комиссия.
– Что же, комиссия вас забракует? – со смехом, как о чем-то невероятном, спрашивает Петя.
– А вдруг… – нахмурившись, отвечает Малахитов.
– Но вы все равно уедете на фронт, правда, Женя? Чихать вам на всякие комиссии! – восклицает Петя.
– Да как тебе сказать… – Малахитов останавливается и закуривает. – В 41-м меня никакая сила в тылу бы не удержала, а сейчас, пожалуй, и без меня могут обойтись…
Петя огорченно пожимает плечами.
– Что касается меня, Малахитов, – суховато говорит он, – то я в вашем возрасте жил бы только на фронте. Впрочем, – в глазах его появились огоньки, – я слышал, что в некоторых частях есть мальчики моих лет…
– Тебе нельзя на фронт, – серьезно говорит Малахитов. – С кем же ты Маринку оставишь? Что же она одна будет делать, если я… – он осекся и искоса взглянул на Петю. – В общем, тебе нельзя, у тебя сестра на плечах, да и война кончается, мастер Пит.
– Откуда вы знаете, что я мастер Пит? – спросил Петя, почему-то нахмурившись.
– Из трубы, – усмехнулся Малахитов.
Петя, как обычно, через камин вернулся домой и увидел, что сестра, поставив на пол зеркало, разглядывает свои ноги, обутые в туфли на толстом сплошном каблуке.
– Каблук деревянный? – спросил Петя.
– Модно в этом сезоне, – объяснила она с какой-то кривоватой улыбкой. – Танкетки…
– В маминых лучше, – сказал Петя, садясь на кровать. – Нога выше.