О, этот вьюноша летучий!
Шрифт:
Рефлекс капитана Ермакова сработал безупречно. Он выбежал на асфальт, вытянул вперед свой светящийся жезл и остановил нарушителя.
Черт подери, за рулем был опять тот самый тип, с которым у капитана Ермакова были связаны какие-то неприятные ассоциации – то ли спор какой-то? тяжба ли? Просто ли обматюкались? Он даже и не помнил – что именно.
Он быстро подошел, взял под козырек.
– Старший инспектор Ермаков. Ваши документы, товарищ водитель.
Прянников из окна протянул ему документы, сморщился от отвращения:
– Опять
Ермакову тоже не резон был рассусоливать в такой момент. Он вынул компостер.
– Отдаете себе отчет, за что делаю просечку? И никто к вам не придирается, Олег Павлович. Ездить надо…
Он не успел проколоть техталон, когда увидел приближающиеся опять же со стороны мотеля две огромные фары. Он слепили встречные машины и мотались с левой стороны в правую, что называется «гуляли» по шоссе. Красные стоп-сигналы встречных машин сбивались в кучу и бестолково мельтешили перед двумя этими слепящими фарами.
Дурное предчувствие пронзило Ермакова. Он бросил документы Прянникова ему на колени и побежал по шоссе навстречу слепящим фарам.
Прянников пожал плечами, завинтил окно и быстро помчался дальше к аэропорту.
В ослепляющем свете фар мы еще некоторое время видим бегущую словно по горящей реке фигуру капитана Ермакова.
Вот он поравнялся с источником этого света, темной горой металла, метнулся в сторону и в следующее мгновение вспрыгнул на подножку гигантского «КрАЗа».
Аэропорт. Прянников и Гражина чуть ли не бегом пробиваются сквозь толпу к столу регистрации рейсов.
Он оборачивается вдруг, берет ее за плечи и заглядывает в лицо.
– Гражина, вы действительно меня любите?
– Люблю, – говорит она.
Наконец, они у стола. Чемодан на весах. Посадочный талон в руках.
– Простите, мне показалось, что вы меня сегодня меньше любите, – растерянно бормочет Прянников.
– Я люблю вас, Олег, люблю, – с каким-то странным упорством говорит Гражина.
Посадка на ее самолет уже началась. Они идут в толпе пассажиров к стеклянным воротам, над которыми пробегают электрические надписи.
– Ты любишь меня, Гражина? – снова спрашивает Прянников.
На него просто жалко смотреть – он будто бы боится сейчас, прямо в эту минуту, потерять ее.
– Я люблю тебя, люблю тебя, – повторяет Гражина.
Они целуются перед самым барьером, и вот она уже оказывается в спешащей к самолету толпе, в блуждающих огнях аэродрома, а он, прижатый к стеклянной стене, все смотрит ей вслед.
Он снова молча и отчаянно спрашивает ее:
– Гражина, ты еще любишь меня?
Она оборачивается, чтобы ему ответить, и вдруг застывает, вспомнив две огромные блуждающие фары на ночном шоссе. Она стоит несколько секунд в оцепенении. Потом ее увлекает толпа.
Прянников возвращался из аэропорта без музыки. Он гнал машину по пустому
Вдруг в свете дальних фар он увидел с трудом выползающую из кювета на дорогу фигуру. Он резко затормозил и узнал Ермакова.
– Капитан?! Что случилось?
Ермаков пытался подняться на ноги. Лицо его было разбито, форменная рубашка порвана.
Прянников подошел к нему с аптечкой, вынул йод, вату, бинт.
– Это между прочим, – бормотал Ермаков. – Вы можете меня немного подвезти?
Он как-то не соответственно улыбался, чуть-чуть посмеивался, видимо, находился в состоянии, близком к шоковой эйфории. Внутри машины Ермаков спросил:
– Сигарет у вас нет, конечно?
Прянников протянул ему пачку «БТ», зажигалку.
Сигарета подействовала на капитана лучше, чем йод. Он жадно курил, словно не никотин вдыхал, а кислород, и, наконец, произнес не совсем понятную Прянникову фразу:
– Теперь все четко.
– Куда вас везти? – спросил Прянников.
Ермаков почему-то не ответил.
– В больницу, на пост, в город? – спросил Прянников.
– Вот он, снова появился, – сказал Ермаков, показывая сигаретой на горб шоссе, за которым разливалось сейчас сияние приближающихся фар.
– Кто?
– Парень угнал тягач «КрАЗ» и гуляет сейчас по шоссе. Пока что развлекается тем, что сшибает дорожные знаки.
– Это он вас?..
– Да. Он сбросил меня с подножки.
– Пьяный? Сумасшедший?
Ермаков опять не ответил.
Две фары появились на шоссе. Они зигзагами скатывались вниз.
Через минуту ревущая громада промчалась мимо.
– Хотите, догоним? – спросил Прянников.
– Вы? – Ермаков быстро взглянул на Прянникова.
– Почему же нет? На «КрАЗе» от «Жигулей» не уйдешь.
– Все четко, – проговорил Ермаков и воскликнул: – Ну, давай!
Прянников быстро развернул машину и стал настигать грузовик.
…
Силуэт заметил догоняющую машину в боковое зеркальце и расхохотался:
– Сейчас я кайф поймаю!
В тот момент, когда он увидел, что «Жигули» включили левую мигалку обгона, он резко взял влево и снова расхохотался, заметив, как тормознул «жигуленок» и как его занесло.
Потом он заметил, что «жигуленок» хочет обогнать его справа, подпустил поближе и резко взял вправо.
…На этот раз Прянникову удалось проскочить вперед. Он вытер пот со лба.
– Да там убийца за рулем!
– Нет, не убийца, просто дурак, мальчишка, мерзавец! – вдруг выпалил Ермаков.
Они оба одновременно повернулись и увидели, что «КрАЗ» стоит поперек шоссе – разворачивается в обратную сторону. Они развернулись, конечно, быстрее «КрАЗа», но когда приблизились к нему, он уже заканчивал маневр. Прянников успел увидеть за рулем бледное, хохочущее лицо, спутанные волосы и рукав оранжевой майки. Снова они оказались в хвосте у «КрАЗа» и снова тот стал «гулять» по шоссе, не давая им выйти вперед.