o f2ea2a4db566d77d
Шрифт:
– Убещур скум, - читал Федотов на стенах у себя в квартире. – Дро знойно пикто
щерится, ла га жырд г сирто сирто. Вы, как мне кажется, недобрые. Вы, говорите, пришли
оттуда? Выползли из расселин? Но где они? Говорите, везде? Прямо тут у меня? Не только:
на улицах, во дворцах, на небе, за корытами и в хлеве, и в садах, в садах мых насытили
парах. Но что вам надо? Ничего? Тогда зачем? Просто так. Такарак.
Пётр Георгиевич зачаровано рассматривал окружающее
близорукими, немного косившими глазами. Он понял, что язык, сама человеческая речь
лишились своей стройности. Как бы заболели. Но не знал причин тому. Выпущенные на
свободу, некоторые царапы поселились прямо в людях. «Лото бото ых», - сказал на днях
Федотову старый знакомый. Они встретились на улице. Но, кроме этих трёх царапов, из
профессорского приятеля больше ничего не выползло. Федотов поспешил уйти, даже не
простившись. Он боялся заразиться. А знакомый ещё долго смотрел ему вслед, будто бы с
осуждением. Или с жалостью?
Царапы, видимо, набежали откуда-то из-за полотна реальности.
– Пётр Георгиевич! Пётр Георгиевич! Батюшки! – закричала 28 февраля племянница
Федотова Катя, врываясь к нему в спальню без стука. – Там какие-то революционеры чай
пьют! Они говорят, что теперь будут здесь жить! Они пахнут, пахнут!
Сейчас Катя была донельзя простоволоса и быстро-быстро крестилась – будто белок
взбивала. Несколько лет назад, когда она осталась круглой сиротой, профессор взял её к себе
экономкой. Глуповатая девка тридцати пяти лет.
38
– Да-да, - тихо проговорил Федотов из глубокого кресла, где он провёл, не раздеваясь,
всю ночь. – Да, Катюша. Как тебе заблагорассудится.
– Прогоните их, Пётр Георгиевич! – визжала женщина.
–
Пускай пахнут. Это сейчас не важно. Не мешай мне, пожалуйста. Я работаю сейчас.
–
Караул! – Катя выбежала из комнаты, ошарашено налетая на углы мебели. И через
пятнадцать минут почему-то затихла в глубине квартиры.
А профессор тем временем шептал:
– Речь. Челове. Ческая. Состо. Ит. Из. Слов. Поня. Тных. Перево. Димых. Ил. И. Подда.
Ющи. Хся. Р. Асш. Ифро. Вке. Всё. Что. Не. Подда. Ётся. Поним. Анию. От. Де. Льно. И. Ли.
В. Сочета. Нии. Явля. Ется. Слове. Сьем. Цар. Апов. Эт. О. Ка. К. Бы. Изнан. Ка. Яз. Ыка.
Про. Стран. Ст. Во. Безъ. Язычь. Я. За. Лун. Ная. Стр. Ана. Чу. Дов. Ищ.
Федотов жил на третьем этаже. Но с внешней стороны кто-то внимательно за ним
наблюдал. Вытянутая морда сливалась с ночной темнотой.
Различив однажды в воздухе Петербурга словесье царапов, Федотов долгое время не мог
думать ни о чём другом.
загадочных трещин и царствование в столице одной-единственной газеты – по-видимому,
были как-то связаны. В своих домыслах Федотов зашёл далеко. Это именно царапы
исподтиха тихо-тихо вдохновили типографских рабочих на забастовки и царапы же украдкой
руководили выпуском газеты «Русский инвалид». Очевидно. Профессор также не
сомневался, что во всей России теперь будет выходить только эта газета. До скончания
веков. О существовании царапов знал, похоже, один лишь он – Федотов. И, значит, как раз
ему надлежало помешать их планам. Профессор быстро сообразил. Надо изменить название
газеты. Ведь в этом вся соль. Царапы хотят обезволить народ и таким образом обрести над
ним власть. Проникнуть во всех людей. Жить в них паразитами. Лично против царапов
профессор, конечно, ничего не имел. Но он боялся, что с их воцарением все люди просто
перестанут друг друга понимать. А ведь это стало бы началом конца.
От профессора требовалось хлопотать. Но он с юных лет был стеснительным человеком.
Болезненно стеснительным. Просить Федотов так и не научился. Сама мысль, что надо
обращаться к кому-то за помощью, даже по мелкому поводу, погружала его в состояние
паники. Сердце тут же забивалось куда-то в угол и дрожало там левреткой. Ладони потели.
Он весь потел. Его обуревало чувство неудобства. Боязнь кого-то потревожить, вызвать чьё-
то недовольство. А сделав так пугавший его шаг, Пётр Георгиевич всегда и неизбежно
превращался в жалкое, лебезящее существо – не будучи таким на самом деле. И всегда после
себя ел. Нещадно.
Тогда в редакции «Русского инвалида» он был купальщиком на кромке проруби. Два дня
убеждал себя просто объявиться на Литейном. Полчаса ходил около здания редакции, никак
не решаясь зайти. Едва подавил приступ рвоты перед тем, как открыть дверь в кабинет.
Профессор всё-таки прыгнул в ледяную воду. Но ему это стоило невероятных, почти
физических мучений. Звонников не знал.
Сейчас, если он действительно хотел спасать державу, надо было выйти в город и снова
просить. Федотов раскачивался с 28 февраля по 2 марта. Звероподобные люди, захватившие
его квартиру, не обращали на старика ни малейшего внимания. 1 марта они изнасиловали
Катю. Профессор, увлечённый анализом и попытками классификации царапов, ничего не
услышал. Он вообще не замечал, что в доме хозяйничает кто-то ещё. Сидел безвылазно в