О ком молчала Кит
Шрифт:
Как же он прав. Мне давно хотелось отдохнуть от мамы с папой, которые по сути ничего мне не сделали, но все же сильно обидели своим безразличием. Для них это нормально — оставлять ребёнка дома, а самим ездить по банкетам. Но мне же плохо... А им хоть бы хны.
— Расскажи что-нибудь... — прошу я парня, положив свою голову на его плечо. Замечаю как он начинает улыбаться, и сразу краснею.
— Что например?
— Не знаю. Что угодно. Просто расскажи.
Недолгое молчание, которое прервал шум океана и голоса людей где-то вдали, а затем послышалась полицейская сирена, напоминавшая нам лишний раз, что город позади. Да, здесь только я и он. Пусть так будет вечно...
— Когда
Мне пришлось подумать. Но вскоре произношу:
— Что..?
Парень набрал в лёгкие воздух и уставил свой взор на океан. Снова тишина.
— Она улыбнулась отцу и сказала: «Я подам на развод через шесть лет, когда Алексу будет восемнадцать и он сможет жить без твоей опеки, а теперь можете продолжать». Затем она вышла из спальни, прошла в мою комнату и поцеловала меня в лоб, шепотом произнеся: «non te filii patris tui foeda animi sui», что значит «ты не сын своего подлого отца». Мама всегда говорила на латыни, если это что-то больное для неё. С тех пор папа мне противен. Но мы все живём под одной крышей и играем в счастливую семью.
Он поделился со мной мыслями, которые его душили, подобно ядовитой змее. Да, такое часто бывает. Подросток гибнет от мыслей, но никто этого не знает. Двадцать первый век — время, когда у техники больше души, чем у человека. Это мир, где можно с лёгкостью предать друга, пустить слухи, отравить чью-то жизнь; мир, в котором родные тебе люди становятся чужими. Мир, где ты одинок. Один из самых больших страхов в моей жизни — не сделать ничего обезбашенного. После разговора с мисс Флинн, я ещё больше принялась страдать по этому поводу, бояться, что буду жить по графику, так и не сделав чего-то стоящего. А ведь мне бы хотелось открыть новую планету, изобрести аппарат для излечения раковых клеток, создать собственную таблицу умножения, ну или хотя бы написать песню. Сделать хоть что-то для этого серого мира без ценностей, кроме наркотиков, алкоголя и сигарет.
— Теперь твоя очередь, — вернул меня в реальность суховатый голос брюнета.
— Что? — я убрала голову с его плеча и выпрямилась, затем ощутила тупую боль в спине. Старушка в шестнадцать лет, круто, не правда ли?
— Открой какой-нибудь секрет, тайну, мечту или поделись с грузом на сердце.
Недолго думая, я произношу:
—...Ты не боишься быть один? Смысле, что все тебя бросят? Родные, друзья, знакомые и даже дворовые коты. Все возьмут и покинут тебя, и что тогда?
— Тебе страшно, что от тебя все отвернутся? — он взглянул мне так глубоко в глаза, что на секунду показалось, как будто я попала в параллельный мир с миллионами млечных путей. По телу прошлась дрожь, а сердце в груди забилось чаще. Только вот неизвестно хорошо это или нет.
— Знаешь, каждый из нас боится быть одиноким. Это наш потайной страх, только вот у меня он чётче выражен, — грустно замечаю я.
— Но ты не одинока...
—...Но я в одиночестве. Одиночество — место, куда попадают брошенные люди. Там холодно, зябко и темно, будто ты сидишь в сырой яме и ждёшь, пока её начнут закапывать. И сидя в этой яме, ты точно знаешь, что никто не придёт на помощь.
Некоторое время Алекс молчал, переваривая все мои слова по буковке. По-моему, мой недавний монолог вызвал в его голове целый водопад мыслей, в котором он захлёбывается.
Тем временем температура воздуха снизилась,
— Кит, я... — невнятно заговорил Алекс. И в эту секунду, наполненную эмоциями, я собираюсь смелости поцеловать брюнета. Но увы мои уста не находят губы Ала, а попадают прямо в его холодную щеку. Все тело горит. Чувствую себя полной дурой! Как же хочется провалиться сквозь землю...
Я отодвигаюсь назад и прячу свои глаза, считая в уме до десяти. Меня это успокаивает. Один, два, три, четыре...
— Ух ты, это было неожиданно... — краснея, признается Алекс.
Пять, шесть...
— Прости, просто захотелось.
Семь, восемь...
Очень хотелось, вообще-то! И прямо в губы, но видимо не судьба. А ведь так хочется, чтобы первый поцелуй в моей жизни был при таких романтических обстоятельствах. Тут я определенно решила для себя, что теперь не буду ничего предпринимать. Пусть все будет спонтанно. Но черт бы все побрал, как же это трудно...
— Все хорошо, — Ал вскочил на ноги, — может, уже пойдём, а то скоро начнётся дождь.
Девять, десять...
Мои глаза уставились на языки пламени далеко (или уже нет) над океаном. Печально, что такое душевное свидание прервала неблагоприятная погода. А может, это все из-за поцелуя? Почему брюнета так взъерошивают мои попытки поцеловать его? От меня плохо пахнёт? Я недостаточно красива? Что не так? Ладони сложились в кулаки, но в ту же секунду разжались. Я неохотно встала с пледа и принялась помогать Алу с уборкой. Схватив кое-как коробку из-под пиццы, пакет с фруктами и ещё один пакет с мусором, я еле шагая поплелась к машине, что была припаркована прямо на пляже, а ведь это запрещено. Супер, Алекс взял машину отца, которого он недолюбливает, ездил без прав и вдобавок оставил машину в неположенном месте. Полный комплект.
— Слушай, — догоняет меня парень, вытаскивая из кармана брюк ключи от автомобиля, — мы почти ничего не съели, забери еду домой, поешь и думай о том, какой я потрясающий!
Я рассмеялась. Ал отключил сигнализацию, затем открыл багажник и аккуратно начал раскладывать пакеты и плед. Пусть у меня и очень плачевное зрение, но я сумела заметить, что белые огоньки на песке все ещё горят.
— Мистер «Потрясающий», вы ничего не забыли?
На мой вопрос, кареглазый начал крутить шею в разные стороны, стараясь понять мой намёк, и вскоре, с дурацкой улыбкой, Алекс прошёл к гирляндам и собрал их, а потом подбежал к ларьку, наколдовал руками, от чего огоньки погасли. Стало вовсе темно, лишь свет исходящий от трассы помогал нам видеть хотя бы то, что находится в метре от нас.