О любви (сборник)
Шрифт:
«Бессовестный! Нужно быть законченным эгоистом, чтобы после всех своих интрижек, после того, как лишил нас куска хлеба, ждать распростертых объятий и пылких поцелуев. Надоела ему любовница? Бросила его? Так ему и надо! Но я вторым сортом выступать не намерена! Сначала меня на помойку, а теперь смилостивился, пальчиком поманил. Фиг тебе! Конечно, он отец. Дети счастливы. Вот и будь отцом! Но не мужем!»
Зина сотни раз представляла себе возвращение Петрова, но реальность не вписывалась ни в один из сценариев. Жизнь только-только стала налаживаться, приобрела очертания, в которых
Ровенские впервые в жизни зло и грязно ссорились. Разгоряченный спиртным, Юра орал на жену:
— Все ты! Сука! Ты меня заставила. Тебе ничего поручить нельзя. Шляпа! Дура!
Лена в долгу не оставалась:
— Козел! Тряпка! Ты мне ноги целовать должен, что я из тебя, тюфяка провинциального, человека сделала.
— Ты сделала, стерва? С друзьями поссорила, могилу Петрову вырыла. Я не хотел…
— Хотел! Больше меня хотел, но трусил. Заяц! Ничтожество!
— Шлюха!
Юра схватил ближайшую стеклянную скульптуру, рванул на себя, оторвав провод электрической подсветки, и запустил в жену.
Она увернулась. Хрупкое произведение стеклодува врезалось в стену и осыпалось сотнями осколков.
Лена схватила с полки китайскую вазу (тысяча долларов) и швырнула в мужа. Она не промахнулась, но тончайший фарфор не травмировал Юриной головы, только добавил пылу.
В их квартире не было дешевок. Они бросали друг в друга вещами, при виде уничтожения которых любой антиквар потянулся бы за таблетками.
Юра остановился, сдергивая с постамента тяжеленный сталактит. Лена подскочила, стукнула мужа в ухо, резко толкнула в плечо. Наткнувшись на пуфик, Юра не удержал равновесия и свалился на пол Он был пьян, и справиться с ним не составило труда Несколько раз Лена пнула его ногой, уселась сверху.
Она хлестала мужа по щекам и приговаривала:
— Сучок! Поганец! Дрянь! Мразь!
Юрина голова болталась из стороны в сторону. Было не больно и странным образом приятно. Словно унижение поглощало страхи и раскаяния.
Когда Юра заплакал, пьяными и расслабляющими слезами, Лена слезла с него, заставила подняться и потащила в ванную. Склонила голову мужа над раковиной, засунула ему в рот пальцы, вызывая рвоту, приговаривала во время спазмов:
— Ничего, потерпи. Еще немножко.
Затем включила холодную воду, и вскоре Юру пронял озноб. Лена отвела его в спальню и уложила. Он тут же захрапел.
Она прошла на кухню, нервно закурила.
Хотя муж был самым близким человеком, Лена никогда не показывала ему своих истинных чувств. Играть несложно, привыкаешь быстро. Легко забыть родной язык, когда вокруг иностранцы. Через некоторое время уже не только чужие слова произносишь, но и мыслишь иностранными. Ленина мама была образцом искренности и открытости. Вследствие этих замечательных качеств в доме не утихали ссоры и мелочное выяснение отношений. Сегодня Лена впервые допустила промашку. Вместо того чтобы покорно поднять лапки кверху: «Да, милый! Конечно, милый! Прости меня!» — сорвалась с цепи. И получила в подарок неизбежную подружку искренности — склоку. Юра своих пьяных рыданий может и не
Почему она должна все держать в своих руках? Почему не может, как Зинка, легко плыть по жизни? Ведь по внешним данным Зинка ей в подметки не годится! Что теперь будет? Петров землю взроет, но до правды докопается. Он не простит. Как было бы хорошо, выйди она тогда замуж за Петрова! Все Зинка! Не думать о ней. Раз и навсегда сказать себе: «Соперниц у меня нет и быть не может». Подослать к Петрову киллера? Рискованно. Он теперь держит ухо востро. Но так ли верен своей дорогой женушке? «Один раз ты мне отказал». Стоп, что значит отказал? В постель затащил с большим удовольствием. Жениться не стал, но теперь мне и не нужно. «Петров, ты ведь никогда не сделаешь плохо женщине, с которой переспал? Ты же благородный, ты у нас рыцарь, задери тебя черти!»
Как ни был Юра пьян накануне, утром он прекрасно помнил, что произошло вечером. В отличие от Лены.
— У меня раскалывается голова, — стонала она. — Откуда столько осколков? Милый, что мы тут творили?
— Забыла, как меня мордовала? — огрызнулся он.
— Я? — поразилась Лена. — Ты что-то путаешь. Принеси мне кофе, дорогой.
По просьбе жены Юра приготовил завтрак: вытащил из холодильника сыр и колбасу, бросил их на стол, достал хлеб, сделал бутерброды. Лена сидела за столом в воздушном пеньюаре. Голова — страшная боль — была повязана шелковым шарфиком в тон халатику.
— Ты вела себя мерзко, — сообщил Юра, жуя бутерброд.
— Прости, милый, я ничего не помню.
— И того, что объявился Петров?
— Это — да. Ну и что?
— Как — что? Он обязательно станет ковыряться.
— Но ты не сделал ничего противозаконного. В чем ты виноват, скажи, пожалуйста? В том, что спасал холдинг?
— Не говори со мной как с придурком! Ты считаешь, он не узнает, кто… Ты поняла?
— Конечно, не узнает. Установишь за ним наблюдение, о каждом его шаге будут доносить. Смешно подумать, будто он может тебя обыграть.
— Это правда, — самодовольно кивнул Юра.
— Заметил, что Зина на него волком смотрит?
— Твоя заслуга?
— Вот, помогай людям, — голосом обиженной девочки проговорила Лена, — а потом тебя же обвиняют.
Муж не хотел подстраиваться под ее тон.
— Ты ведь уже что-то придумала? — спросил он прямо.
Лене было важно, чтобы Юра сам подошел к нужной мысли. Решение должно исходить от него.
— Просто пожалела Петрова Он истосковался, наверное, по бабам, а Зинка нос воротит.
Ровенский задумался. Внимательно посмотрел на жену и совершенно другим голосом, ласково предложил:
— Лен, а ты не могла бы… как бы сказать… немного его утешить? А тут я заявляюсь. Мы его и повяжем?
— Ты с ума сошел! — воскликнула Лена и тут же схватилась за голову. — Ой, как болит!
— В нашем положении все средства хороши. Я же не прошу тебя с ним… до конца. Я не мерзавец последний, чтобы жену под другого подкладывать.
— А как тебе это видится?
— Будто я случайно вас застукал. Конечно, Петрова такая мелочь не остановит, но деморализует — точно.