О, Мари!
Шрифт:
Первого февраля маленькому человечку исполнится два дня. А почему мы до сих пор не придумали, как его назвать? Может, в честь кого-нибудь из моих любимых исторических героев? Но не называть же мальчика Наполеоном – разве это имя? Смешно. Может, Уинстон? Тоже как-то не по-нашему, не пойдет. А в отечественной истории не так много фигур, имя которых я с радостью дал бы моему ребенку. Разве что Александр подходит – Александр II, Александр Суворов… Но Александров и без нас слишком много, имя очень распространенное. Из армянских деятелей – пожалуй, царь Тигран Великий, он жил до нашей эры. Или Андраник Озанян, герой национальной освободительной войны 1915–1920 годов. Больше ничего и в голову не приходит. Хотя… лучше я остановлюсь на имени моего отца – Ваган. Есть же в Москве
Опять я перевозбудился и опять не могу спать…
Всю ночь промучился головной болью. Должно быть, от удара я получил легкое сотрясение мозга. Каждый час прикладывал к больной голове завернутый в полотенце лед и уснул только к пяти часам. В девять уже был на работе. Сидел в кабинете в шапке, сославшись на простуду – чтобы скрыть сильно опухший и покрасневший лоб. Через пару часов не выдержал, пошел к заместителю прокурора и получил разрешение поработать дома. Вернувшись в кабинет, стал собирать некоторые дела, чтобы взять их с собой, и тут позвонил старший следователь капитан Сергей Шестков.
– Здравия желаю, коллега. Я тут заходил, хотел обменяться информацией, а кабинет был заперт. Говорят, ты себя плохо чувствуешь, собираешься домой? Помощь нужна?
– Нет, спасибо. Простудился, все тело ломит. Вчера в Москве с друзьями ходили в баню, должно быть, на улице потом простыл. Ну ничего, пройдет.
– А ты, кстати, в курсе, что здесь вчера была большая драка? Зверски избили троих военнослужащих, милиция бездействует, руководство рвет и мечет. Менты клевещут на наших, а ты же понимаешь, это может бросить тень на всю воинскую часть. Ничего об этом не знаешь, случайно? Каждый слух надо проверять. Мне сказали, ты примерно в это время вернулся из Москвы. Вспомни, может, ты что-то видел, слышал, информация какая-нибудь до тебя доходила? Не в курсе? Ну ладно. Да, я вчера вечером тебя по какому-то вопросу искал и не нашел… Когда, говоришь, ты приехал?
– Точно не помню, но было не поздно. Я пошел навестить Татьяну Федоровну с Василисой и весь вечер провел у них дома.
– А, да, вспомнил. Говорят, Василиса из-за тебя начала худеть? Ты, пожалуйста, вовремя ее останови, а то не за что будет подержаться… – хохотнул Сергей. Довольный своей шуткой, он положил трубку, а я заторопился домой – вдруг кто-нибудь из следователей захочет лично обсудить со мной какой-нибудь вопрос и увидит мой разбитый лоб. Ни к чему давать им повод для лишних размышлений.
Молодцы ребята, быстро вышли на след, подозревают всех вокруг. Ну что ж, это было очевидно, логично и не слишком трудно. Кто-то из мерзавцев, придя в себя, дал показания, что на них напал человек в дубленке.
А я еще сомневался, надеялся на элементарную объективность! Военная прокуратура получила от руководства приказ любыми способами отрицать участие военных в грабежах и хулиганских действиях, ведь в противном случае нахождение в должности конкретного начальника будет под вопросом. Министр обороны выступит с заявлением, что клеветники и антисоветчики хотят очернить светлый образ советской армии, победившей фашизм. Другой идеологии в стране уже не осталось, все было поставлено под сомнение, осталась бесспорной только тема победы над фашизмом. О том, что армия с каждым днем теряет боеспособность, за исключением разве что нескольких элитных частей в авиации и ракетных войсках, и превращается в гигантскую трудовую колонию, укладывающую рельсы, роющую котлованы, массово используемую на строительстве и сельскохозяйственных работах, – ни слова. Но ведь только демагог-маразматик может не заметить, что армейская служба в СССР превратилась в трудовую повинность для молодежи мужского пола! Я и сам оказался в армии исходя из этой логики… Итак, если обнаружится другой участник драки и это будет военный, все может закончиться внутри военной прокуратуры. Тогда в чем дело?
Вот что, догадался я: «скорая помощь» отвезла мерзавцев в городскую больницу, пьяных и избитых. А у одного обнаружен еще и кастет.
Что-то я расслабился. Вместо того чтобы действовать, сижу со стаканом чая и рассуждаю. Надо предупредить Василису и Татьяну Федоровну, что я якобы был у них дома, скажем, с семи тридцати и до позднего вечера. А как мне им об этом сказать? Стыдно. Вызову подозрение. А свидетели на пункте КПП? Кажется, офицеры там не отмечаются, если только не приходят после отбоя, это получившие увольнительные солдаты подлежат учету. Но я же пришел значительно позже, примерно в десятом часу. С другой стороны, сколько раз я уже выходил и приходил – никто пока не отмечал.
Усилием воли заставил себя сосредоточиться на уголовных делах. Они были в основном несложные – солдаты, как правило, тут же честно признавались в случившемся. Вот ирония судьбы: через десять минут ко мне могут прийти, допросить, даже арестовать, сколько бы я ни кричал, что невиновен, а сейчас я решаю, какова будет участь других людей. Хотя эти ребята какие-то очень простые, несложные натуры. Может, и переживания у них менее глубокие? Но нет, так нельзя судить о людях. Как можно измерить глубину их переживаний? Впрочем, это же очевидно: на допросе плачут, через пять минут, рассказывая друзьям о чем-то, хохочут от всей души… Нет, люди очень разные, но делить их на сложных и простых с соответствующими юридическими последствиями недопустимо. Ни у кого нет и не может быть такого права. Можно сколько угодно философствовать и рассуждать о морали – пожалуйста, ради Бога. То, что между людьми существуют огромные различия в интеллекте и морали, – объективная реальность, на это невозможно закрывать глаза. Но попытка установить исходя из этого юридические нормы ввергнет общество в состояние хаоса.
Погрузившись в отвлеченные размышления, я не заметил, что день уже на исходе. Пришла Василиса. Я перестал удивляться ее неожиданным визитам и принимал их совершенно естественно.
– Давид, – с порога начала она, – я позвонила вам на работу в конце рабочего дня, но вас там не было. В канцелярии сказали, что у вас недомогание и вы работаете дома. Решила заглянуть, поинтересоваться, как вы. Боже мой, Давид, – воскликнула девушка, взглянув на меня, – что случилось? У вас опухоль на пол-лица, в глазу кровоизлияние… Что с вами?
– Ерунда. Вчера, когда возвращался домой, было уже темно, а улицы скользкие. Упал неудачно, ну и треснулся со всей силы лбом обо что-то твердое – должно быть, ледяной бугор. Ничего страшного, пройдет.
– Да, еще насчет вчерашнего. Мама передала, что сегодня днем, пока я была на занятиях, позвонил старший следователь Шестков и между прочим поинтересовался, были ли вы вчера у нас дома и в какое время. Мама сказала, что вы зашли, кажется, часов в семь и остались допоздна. Давид, что это значит? Это связано с тем, что какие-то бандиты жестоко избили наших военных и поэтому сейчас ищут свидетелей?