О, Мари!
Шрифт:
– Ай, больно!
– Ничего, мразь, недолго тебе осталось, потерпи.
За зеркалом, под приклеенным картоном, нетолстыми пачками лежали деньги.
– Молодец, даже ты иногда способен говорить правду. А где остальное?
– Я же сказал, я обязательно отдам, клянусь честью! Ну, пять тысяч отдал Було, остальное ребята еще должны поменять на валюту, деньги у них на руках.
Ничего не говоря, я начал заполнять серую, нечистую на вид ванну водой.
– Ты что делаешь?
– Ты, скотина! Честью он, видите ли, поклялся! Издеваешься, да? Готовься к водным процедурам. Выдержишь – выживешь,
– Слушай, Дав, чего мы с ним цацкаемся? Смотри, сколько добра у этого говнюка, всю оставшуюся жизнь можно прожить без напряга. Ты не видел, а там два Айвазовских, правда, небольшие, Башинджагян, Коровин, Шишкин, Сарьян, а ювелирки сколько!..
– И что?
– Как что? Шлепнем его на хрен из его же оружия и уйдем! Правда, у меня ствол тоже не зарегистрирован, могу использовать, искать его без вариантов.
– Ты что, садист сумасшедший, а девочку?
– Жалко, конечно, девка аппетитная, но, значит, не судьба. Неразборчива она в выборе друзей, попала в дурную компанию.
– Но нельзя же так просто лишать людей жизни, ты что, Бог? Тем более, невинную душу губить?
– Какую невинную, одной шлюхой меньше станет! Кому какое дело? Бесследно исчезнет, и всё, они тысячами пропадают, кто их ищет? А эта вонючая крыса заслужила смерть сполна. Пусти меня, не держи, а то первая пуля в твою дурную башку влетит!
Рафа говорил настолько искренне, что даже я не заметил в его голосе и интонациях ни малейшей фальши. Только взглянув на его лицо, чуть не захохотал от неожиданности. Жестом он велел мне молчать и вошел в ванную.
– Рафа-джан, умоляю, не убивай! Все отдам! Только обещай, что слово сдержишь и не убьешь меня! Девушка будет ваша, что хотите, то и делайте, но она не проститутка, она студентка института Мориса Тореза, подрабатывает у меня…
– Пошли быстро, твою мать!
В спальне я увидел сидящую в кровати смертельно напуганную, полуголую девушку лет двадцати.
– Вика, встань, – проскулил Бифштекс, – под матрасом двойное дно, деньги там. Только лишнее верните мне.
– Послушай, Дав, ты раньше мог себе представить человека, который деньги любит больше, чем жизнь? Сволочь! А как же наши переживания?! Мы же интеллигентные люди, а по твоей вине заняты совсем неинтеллигентным делом, вынуждены в присутствии девушки говорить грубые слова… Знаешь, как нам от этого тяжело? А впрочем, посмотрим, сколько там. Укройся, Вика, чужие мужчины не должны видеть тебя раздетой, – обратился к ней Рафа. – Мы с тобой одинокие сердца и только что нашли друг друга, давай, шевелись, твою мать! Сколько здесь, Биф?
– Двадцать тысяч долларов, шесть тысяч фунтов вы уже забрали, еще десять тысяч франков и семь тысяч немецких марок.
– Короче, курс мы не знаем. Ты должен Азату тридцать пять тысяч долларов?
– Нет, тридцать три с половиной, остальное мне причитается за обмен.
– Смотри,
– Разрешите спросить, товарищ прокурор, вы лишили меня голоса, или я могу еще говорить?
– Заканчивай клоунаду, Рафа, пошли.
– А мне здесь очень даже нравится, просто этот плачущий мужчина портит общую радостную картину! Я тоже принадлежу к стану победителей и как истинный джентльмен предпочитаю деньгам это прелестное невинное создание. Одевайтесь, моя Дульсинея, ваш паспорт пока останется у меня, вдруг этот нехороший человек его украдет. Скажите, моя прелесть, этот низкий человек оплатил вам ваши романтические услуги?
– Вика, этот великий артист спрашивает, Бифштекс отдал вам причитающиеся деньги?
– Ну так, по мелочи.
– Во сколько вы оцениваете вашу дружбу с ним?
– Авиабилет до Москвы – тридцать пять рублей, еще сорок, пока не получу стипендию…
– Подожди, Давид, эта светлая душа стесняется таких грубых, материальных отношений. Думаю, одна тысяча рублей – достаточное, хоть и скромное, возмещение ее усилий. Так вот, мразь, я забираю оставшиеся деньги, завтра проверю, улетел ли ты, насчет остального – включи свою фантазию. Давид, курс валюты скачет, забери еще две картины в качестве гарантии от неожиданностей. Мало ли их в нашей жизни! То банки рушатся, то валюта падает в цене. Выйди на минутку, хочу два слова сказать.
– Рафа, на хрена нам эти картины? Деньги забрали и всё.
– Да нет, француз, нам надо провентилировать такой невинный вопрос, как покупка картин через комиссионный магазин. Интересно, что выкинет этот подлец и кто выйдет его опекать. И вообще, исчезнет он или…
– Ладно, раз чувствуешь какую-то опасность, давай включим перестраховочные варианты.
Мы вернулись в спальню.
– Биф, продашь мне эти два Башинджагяна?
– Дав, возьми лучше Айвазовского.
– Слушай, нечестный человек и недостойный член советского общества, завтра в двенадцать тридцать ты будешь на углу улицы Амиряна, подойдешь к Минасу Ленинаканскому, товароведу комиссионного магазина, и оформишь сдачу этих двух Башинджагянов для продажи по нормальной цене, после получишь свой паспорт. Годится?
– Дав, верни хотя бы записную книжку! Там телефоны серьезных людей, они мне по работе нужны.
– Ну нет, я еще буду изучать, какие там номера, с кем ты работаешь. Возможно, найду много интересного для себя.