О, Мари!
Шрифт:
– Доброе утро, Мари! Ты так хорошо спала, не хотел тебя будить. Завтрак на кухне. Не переживай, все прояснится.
– Давид, я опозорена и стала посмешищем! Еще только одиннадцать утра, а уже столько звонков! Даже твоя Иветта звонила, притворялась, что переживает за меня. А в душе радуется, змея: наконец-то Мари в чем-то неблаговидном замешана…
– Тогда будь выше этих глупостей и к телефону не подходи. А что касается Иветты, ты зря о ней так думаешь. Может, она и не вполне серьезная девушка, но человек добрый.
– Ты уже успел убедиться в ее доброте?
– Хватит, опять ты глупости говоришь! Она моя подруга и всё. Вы же с ней однокурсницы!
– Давид, оставь свою подругу в покое, и пусть она оставит
– Мари, ты сейчас взволнована и говоришь не то, что нужно. Ладно, перейдем к нашим делам, сейчас не до Иветты. Ты сегодня работаешь? Я приеду за тобой.
– Я не знаю. Позвоню на студию, но без тебя из дома больше одна не выйду, так и знай, не выйду! Боюсь…
Бедная девочка! Бедные ее родители! В такой решающий момент для нее и для них, когда у всех тысячи дел, появляется новая, огромная забота. Пока не выяснится, что случилось и кто за всем этим стоит, спокойной жизни нам с Мари не видать.
Уже к обеду последовал звонок Рафа.
– Привет кабинетным рыцарям, фехтовальщикам перед зеркалом! Это я – труженик если не полей, то улиц и трущоб, подъездов и подворотен. С утра до ночи мотаюсь по городу, и что особенно печалит и ранит мою нежную душу – даже симфонические концерты пропускаю. Ответь, как мне жить дальше? Это же невыносимо!
– Рафа, я смотрю, у тебя приподнятое настроение! Это меня радует, видать, у тебя какая-то зацепка появилась. Не зря ты чуть не заплакал честными милицейскими слезами.
– Дело нашей француженки поручено Ашоту Аршакяну. Это мужик серьезный, дотошный и очень опытный. Ты его должен знать – такой, почти пожилой, худой, в очках, похож на учителя черчения.
– И все, ты только это хотел сказать?
– Только что позвонили и сообщили в ответ на нашу заявку, что в этом году в городе исчезли – слушай внимательно! – исчезли четыре девушки, и что характерно, все приезжие. Три девушки, обрати внимание, русские, одна эстонка, все молодые. Усек, фехтовальщик ты французский в кружевных трусах? Все дела подняты заново и объединены в одно производство, которое передано Аршакяну. То, что случилось с Мари, и большой шум, который мы подняли, явились поводом для поиска аналогичных преступлений. И вот эти четыре случая налицо. Ни одно дело пока не раскрыто, ни одна из исчезнувших девушек не найдена. Сразу ясно, что все это не случайно, во всем прослеживается некая логика. По-видимому, действует человек или, скорее, группа, которая похищает молодых красивых туристок, ведь тогда шума будет значительно меньше: всегда есть сомнение, не уехали ли они в Тбилиси, в Баку или еще куда-нибудь и не дают о себе знать. Да мало ли, в конце концов – отравились, утонули, погибли в автоаварии… Документы не нашлись, поэтому похоронены как неизвестные трупы. Понял? Или мне все это повторить на французском?
– Ты фантазируешь, как Конан Дойл, или реально действуешь, как Шерлок Холмс. Хотя – ты ведь не знаешь, кто они такие. Последней, небось, «Красную Шапочку» читал, да еще, может быть, «Муму».
– Фантазия, друг мой, – область прокурорская, мы ребята реальные. А вот это последнее, что ты назвал, – это твои настольные книги? Дай хоть одну на ночь, прочту и быстро верну.
– Ладно, реальный, что-то дельное есть?
– Дельное, возможно, сообщу уже вечером, заодно и встретимся. Давно не общались. Впрочем, могу догадаться – вы еще не успели наплакаться, нежно обнявшись, сами себя еще не жалели. Так что хочу вывести вас из траура. Всё, звони, сегодня у меня как раз подходящий день, будет возможность вечером немножко отдохнуть. Компания у вас, конечно, неподходящая, но чего не сделаешь ради дружбы! Не забудь принести книги, которые ты мне обещал.
– Я тоже хочу с тобой встретиться, Рафа. Ты, хоть и умственно отсталый, но меня поймешь: это был удар не только чисто моральный, он выбил меня и Мари из нормальной жизненной колеи. Ни я, ни Мари, ни наши родные не можем чувствовать себя спокойно и в безопасности. В конце концов, ответы нужны не только нам и нашему окружению, но и правосудию.
И еще, Рафа, включи местных авторитетов. Вряд ли они разрешат на своих территориях работать неизвестной самодеятельности. Парочку можно задержать на день-два, пройтись по физиономиям, тогда их шпана будет носом землю рыть, возможно, и появится результат. Хорошей зацепкой будет, если кто-то видел девушку, высокую, белокурую, с виду абсолютно не местную, выходящую из этих машин. Это тоже факт немаловажный. У кого во дворе стоят две машины, или кто ездит на двух машинах, или у кого есть серая «Волга», к которой приезжает красный «Москвич», или, наоборот, к красному «Москвичу» приезжает серая «Волга»… Все эти вопросы поставь перед своей шпаной.
– Ты что, прокурор, такие поручения мне давать? – ухмыльнулся Рафа. – Но с присущим мне чувством справедливости должен отметить, что твоя голова бывшего отличника как будто немножко варит. Правда, обо всем этом мы уже думали. Хорошо, что ты все факты так сформулировал и подтвердил наши подозрения. В общем, может, твои размышления как-то помогут Аршакяну. Конечно, я уверен, что все это он уже для себя прикинул, но он, как и ты, оформитель протоколов. Костоломы и ищейки – это другие ребята, настоящие романтики, знатоки тональностей плачущих человеческих голосов, выражающих глубину их покаяния, а может, только страха. Вот когда мы найдем этих гадов, я по голосу сразу определю, человек мне правду говорит и плачет искренне, или издевается надо мной.
– Ну ты все же аккуратно, без садизма, вдруг человек ни при чем.
– Это, друг мой, издержки профессии этих ребят, которых величают авторитетами или криминалами, – правда, не первого эшелона. В данном конкретном деле, может, они и не виноваты, зато в другом признаются. Сам знаешь, если дело небольшое, они именно его нам и предложат. Любят эти парни признаваться по мелочам – тогда шанс скрыть более серьезные шалости увеличивается. Так что сделаем им полезное кровопускание, чтобы давление немножко стравить. Ладно, фехтуй дальше в кабинете перед зеркалом, а я пошел работать…
Глава 21
Мне пришлось долго убеждать Мари выйти на работу. Коллеги приняли ее радушно, как будто случившееся было чем-то обыденным. Я с тоской смотрел, как постепенно пустеет ставший уже для меня любимым дом родителей Мари. Сколько воспоминаний связано с этим домом, где фактически прошли все мои студенческие годы, где мы с Мари провели множество незабываемых счастливых дней! Даже любимый наш сад, всегда ухоженный, окружающий нас цветущими деревьями, свежестью и благоуханием, как-то загрустил, как будто понимал, что люди, которые любили каждый его уголок и ухаживали за ним, покидают его. Мне становилось там неуютно, как всегда бывает неуютно в жилище, которое покидают хозяева. Родители Мари вместе с Варужаном, Аидой и другими близкими людьми пытались продать все, что только возможно. Со временем осталось лишь самое необходимое – кровати, стол, стулья, кухонная мебель, небольшое количество посуды. Тереза перебралась к Аиде, и моя мама уже начала готовить в моей комнате постоянное место для Мари, вдобавок привезли большой гардероб для ее одежды. Брата переселили в кабинет отца. Я докучал следователю Аршакяну своими каждодневными расспросами. И наконец, к великой нашей радости нам сообщили, что есть подозреваемые и назначен день их опознания.