О, Мари!
Шрифт:
– Варужан, – спросил я, – как получилось, что ты сразу всю эту огромную сумму отдал ему?
– Он уверял меня, что чем больше будет сумма, тем легче будет ее обменять на валюту по хорошему курсу.
– И почему Бифштекс этого не сделал? Ведь свой навар он в любом случае получил бы? Он что, отказывается вернуть деньги?
– Фактически да, уже больше двух месяцев, как он получил деньги, и все это время по разным причинам откладывает выполнение своего обещания. А сейчас я случайно узнал, что дома он не ночует, где-то у него есть другая, тайная квартира. Более того, на днях он собирается
– Как ты узнал об этом?
– Случайно. Его мать, отвечая на мой вопрос, почему Генрих не подходит к телефону, сказала, что он уже несколько дней не появляется дома.
– Адрес новой квартиры известен?
– Где-то в районе крытого рынка, первого участка.
– Это ничего не говорит. Более конкретно что известно?
– Более конкретно я ничего не могу сказать. Вообще мне сказали, что у него две квартиры в разных местах, но вероятней всего – то здание, о котором я тебе уже говорил.
– Точнее – какой подъезд, какой этаж?
– Я ничего не знаю! Даже об этом здании говорю со слов матери и наших общих знакомых. Может, спросить ее еще раз?
– Тогда ты их спугнешь, и Бифштекс убежит окончательно. А может, привезем сегодня маму к вам или еще куда-нибудь? Можно даже против ее воли. Я сейчас посоветуюсь с Рафой. Подержим ее день-два, пока адрес сынульки не скажет.
– Нет, такой ценой я не согласен, – возразил мсье Азат, – лучше мы станем бездомными, чем поступим таким образом. Женщина она нездоровая, а вдруг умрет? От этого нам еще хуже станет. Давид, мать Генриха – слабая, несчастная женщина, не следует с ней так поступать.
– Ну, тогда надо стараться, чтобы ничего не случилось. Впрочем, риск всегда есть. Но меня больше беспокоит не ваша забота о ближнем, а то, что этот шаг спугнет подонка и он исчезнет бесследно. Это не тот тип, чтобы стал особо беспокоиться о матери. К тому же он знает, что мы ничего угрожающего ее жизни не сделаем. Ну и наконец, что меня больше всего беспокоит, мама Бифа может попросту не знать его адреса. Скорее всего, так и есть. Варужан, какие еще могут быть приметы? Может, мама скажет, во что он был одет – в пальто, дубленку? Ведь он одевается очень ярко, тогда кто-нибудь из дворовых ребят по тем приблизительным адресам, где мы будем его искать, мог обратить на это внимание.
– Да, конечно, последний раз, когда мы встречались, пять дней назад, он был одет в черное лайковое пальто с мехом внутри и большим меховым воротником и норковую шапку, как она называется… «пирожок».
– Ну что же, тогда каждый занимается своим делом. Мари, я позвоню, сегодня вечером, возможно, не встретимся.
– Не делай глупостей! Пропади он пропадом, этот подлец, а заодно и задуманный вами дурацкий переезд в «счастливый рай»! – закончила Мари в сердцах.
– Рафа, есть разговор.
– Освобожусь только вечером.
– Я сейчас подъеду к тебе, выходи на десять минут.
– Ну, фехтовальщик прокурорский, подходи ближе – понюхаю, как сегодня пахнешь. Опять что-то случилось с Мари? Не много ли?
– Да нет, а впрочем, почти да. Скорее, все связано с ее семьей.
Кратко
– Значит, единственная зацепка – его пижонская одежда… А если он надел телогрейку или еще какую дрянь, тогда что? Пока мы будем дергаться, размножим его фотографию, раздадим ребятам – а ведь им тоже надо что-то пообещать, – твой фарцовщик в лайковом пальто ускользнет, нырнет в глубокие московские воды. Этак будешь его искать в очереди у Мавзолея, а он, представляешь, не скучает по великому вождю пролетариата! Даже, страшно сказать… он его не уважает!
– Рафа, ты же сам понимаешь, обращаться в милицию – все равно что искать помощи у Бога. Последнее даже более надежно. Услышав о такой сумме, менты скорее дважды закатают поганца в асфальт вместе с мамочкой, на куски разрежут и крысам скормят, чем бабки вернут.
– Как ты плохо думаешь о моих коллегах. Так ведь эта сумма – годовая зарплата целого отделения. А они ребята нормальные, правда, не как некоторые – белье каждый день не меняют и моются реже, симфонические концерты или оперу не посещают, гуляют в ресторанах, пьют не только минеральную воду, а еще у них есть жены, веселые подружки и, наконец, прожорливые дети. Слушай, прокурор, а может, у чувака имеется постоянная телка? Узнай, кто она, и через нее выйдем на «друга семьи» Мари – сопроводим ее интеллигентно до пункта назначения, там и побеседуем душевно о нечестности.
– Вспомнил! Варужан сказал, что последнее время у Бифштекса была какая-то приезжая русская девушка.
– Все?
– По-моему, да.
– Негусто. Можно, конечно, поинтересоваться, покупал ли он авиабилет. А может, он уже улетел в Тбилиси или Баку, или уехал поездом, или на машине, а оттуда рванул еще дальше… Понимаешь, да?
– Удивляюсь, Рафа, почему ты так плохо учился в университете, а сейчас себя выдаешь за крупного мыслителя.
– Учеба для фраеров, для тех, у кого нет природного ума, а я талантлив по жизни. Можешь – помоги, если нет, не суйся. Помнишь клятву Гиппократа – «не навреди»? Я ребят заряжу, но с тебя причитается.
– Обещаю при твоих подружках не рассказывать, как ты учился все пять лет. И не говорить, кто писал для тебя курсовые и рефераты, которые ты с трудом зачитывал.
– А я-то думал, ты от этого получал истинное наслаждение! Вот и старался предоставить тебе такую возможность…
Глава 22
Поздней ночью Рафа позвонил:
– Адрес есть, приезжай за мной. Кто за рулем?
– Рубо.
– Годится, хороший парень. Тогда к двум часам ночи жду.
– Что ты задумал, Давид, с кем говоришь? – вышла из родительской спальни мама.
– Спите, мам, дежурный прокурор просит заменить его. Мы все-таки близко живем, неудобно человеку отказывать.
– Тепло одевайся, на улице холодно.
Тихо подкатили по названному Рафе адресу, машину с водителем оставили метров за пятьсот.
– Рафа, я поведу. Адрес как добыли?
– Просто знали его окружение, вышли на ближайшего подельника, Каро, ты, может, его знаешь. Такой, с тонкими усиками, волосы вечно бриолином прилизаны, носит узкие брюки и обувь на толстой подошве. Припомнил?