О носах и замка?х
Шрифт:
— Срочно в номер! Срочно в номер!
Редакция «Сплетни» была тесным, узеньким и невзрачным местом. Такой себе забитый всем чем ни попадя комод, который постоянно разбирают, но меньше хлама в нем отчего-то не становится. Рыжим газовым лампам, вонючим и тусклым, никак не удавалось высветить в узких переходах и тесных залах редакцию уважаемой газеты, и то правда: несмотря на то, что в Тремпл-Толл мало кто не читал «Сплетню», ни о каком уважении речи не шло.
В подвальном этаже жались друг к другу ротационные машины и линотипы. Он тонул в пару и дыму, и печатники под руководством господина метранпажа все
Из подвала, словно язык задиры, ползла транспортерная лента, передающая потоки свежей «Сплетни», только отпечатанной и готовой к перевязке и отправке. На первом этаже газеты нарезали, складывали и увязывали в стопки. Затем эти стопки передавали мальчишкам-разносчикам и отгружали на рассыльные велоциклы, которые вскоре должны были развести свежий выпуск по почтамтам и газетным киоскам по всему Тремпл-Толл.
Доктор Доу и Джаспер протискивались через заставленный ящиками, коробками и просто колоннами из газетных стопок лабиринт к лестнице.
— Наверху! Все наверху! — бросил им толстый распорядитель с бакенбардами в чернилах, когда они сообщили ему кто они такие и кого ищут.
Лестница оказалась захламлена ничуть не меньше распределительного зала, и разминуться на ней со спешащими вверх и вниз пронырливыми людьми с взлохмаченными волосами, было непросто. К шуму линотипов и возгласам служащих редакции добавилось зубовное скрежетание доктора Доу, который снова — за один этот день уже не впервые — оказался в неудобных и неприятных для него обстоятельствах.
Когда они поднялись на второй этаж, им предстало помещение, чуть более свободное, но не менее шумное. Из дальней от окон стены вырастал ряд печатных механизмов — над ним расположился точно такой же ряд, установленный на железных мостках. Безостановочный трескот клавиш заполнял собой все помещение. Это было место простых «сплетников», которые еще не заслужили собственную колонку и писали для всей газеты, кроме передовицы. В противовес им, в другом конце зала, у ряда пыльных окон, разместились «слушатели» — они сидели на вертящихся стульях у многоярусной батареи патрубков пневмопочты и принимали непрекращающийся поток сплетен и слухов. По центру же помещения расположились столы более опытных репортеров, заслуживших в газетной среде определенное уважение. Где-то там и должен был быть мистер Бенни Трилби, одна из самых зубастых пираний в этом пруду, любитель мутных источников и ничем не подтвержденных сведений.
Кавардаком кавардачным назвала бы это место Полли Трикк, и именно эти два слова она выцепила из своего словарика «Странных выражений сугубо из Льотомна» в скором времени. Доктор Доу, в свою очередь, просто тяжко вздохнул.
Пахло здесь дешевым табаком, типографской краской и дурными намереньями. У ряда печатных механизмов расхаживал, блуждая, как говорится, над душой, господин редактор. Походил он на яйцо всмятку. Не в том смысле всмятку, что он был пьян (хотя не без этого), а в том, что он был каким-то недоваренным и мягким — по крайней мере, с виду. Всему виной пухлые надутые щеки, пара-тройка подбородков
Толстяк расхаживал вразвалочку, постоянно заглядывал, прищурившись, через плечо репортерам и время от времени орал на все помещение, указывая им на более срочные и насущные сплетни. Порой он подкатывался к висящему на стене бронзовому механизму со множеством коптящих труб и мигающих ламп, из щели которого ползла бумажная лента, обрывал ее, пробегал глазами и сообщал сводку подчиненным.
— Хатчинс, сплетничают, что мисс Фуантен из кабаре «Три Чулка» закрутила очередной роман! На этот раз это какой-то смуглый принц из колоний. Из Кейкута, Тулура или еще откуда-то там. Кофейная кожа, личный слон, все дела!
— Понял, сэр! — не поднимая головы от печатного механизма, отозвался, судя по всему, Хатчинс. — В «светскую хронику» или в «колониальный раздел»?
— В «светскую хронику», разумеется! Болван! А в «колониальный раздел» пойдет заметка под заголовком… эээ… «ПРАВДА ЛИ, ЧТО ПРИНЦ… как там его зовут… ЗАВЕЛ ОТНОШЕНИЯ С ПЕВИЧКОЙ ИЗ КАБАРЕ? ГОВОРЯТ, ОН ИСТРАТИЛ НА НЕЕ УЖЕ ПОЛКАЗНЫ! ЭКОНОМИКА ТУЛУРА ПОД УГРОЗОЙ?!»
— Сэр! — добавил кто-то из журналистов. — Из этой сплетни мы еще можем выжать, что «Возможно, кофе скоро подешевеет из-за особой благосклонности принца к Габену».
— Откуда это? — нахмурился господин редактор. — Оно что, подешевеет?
— Возможно.
— Возможно? Тогда в номер! В номер! Молодец, Уиггинс!
Репортер зарделся и принялся строчить одобренную заметку. Господин редактор поинтересовался:
— А с чего ты взял, что кофе подешевеет? Какая связь? Тулур славится своими кофейными плантациями?
— Не знаю. Просто у принца кожа кофейная!
— Забавно! — расхохотался господин редактор, а прочие репортеры-сплетники завистливо поморщились. Неугомонный Уиггинс продолжал:
— Я еще думал как-то привязать слона принца. Но это совсем было бы притянуто за уши.
— Да, за здоровенные слоновьи уши.
Тут как раз из щели приемника поползла лента с обновленной сводкой, и господин редактор поспешил к ней.
Доктор Доу мог лишь морщиться, слушая все это. Но он не морщился. Он стойко терпел. Сейчас его сила воли подвергалась сильнейшему испытанию — он просто не выносил неточности, преувеличения и выдумки. Что касается «Сплетни», то если бы в редакции была установлена педальная машина с мехами и резиновым шлангом, подведенным к крошечной комнатной мухе, а на педаль раз за разом давил кто-то из этих сумасбродов, раздувая муху до слоновьих размеров, он бы нисколько не удивился.
При иных обстоятельствах доктор ни за что не желал бы оказаться в этом котле чудовищной напраслины и гротескных преувеличений, но дело вынуждало.
Бенни Трилби был обнаружен, и можно даже сказать, выловлен, словно кабачок из супа — за одним из столов. Невозможно было понять, как здесь в этом шуме, в этой вони, в этой сутолоке вообще возможно было спать, но он преспокойно себе дрых на своем стуле, закинув ноги в потертых туфлях со стоптанными каблуками на стол и надвинув шляпу-котелок на глаза.