О смелых и умелых (Избранное)
Шрифт:
Охотный ряд не торговал в этот день. На ступенях подъездов богатых домов, у входов в магазины и рестораны стеной стояли дворники, а за ними толпились господа в меховых шапках и длиннополых шубах. Одни улыбались, другие хмурились.
Глаша метнулась туда, сюда и наконец взобралась на ступени какого-то высокого крыльца. Отсюда видна была Воскресенская площадь, колыхавшаяся словно море. На гребнях волн его курчавились серые барашки военных папах. И над этим взволнованным народным морем возвышались на фонарных столбах ораторы и кричали:
–
– Долой войну!
– Долой царизм!
– Мира и хлеба!
Глаша крепче прижала собачек...
У высокого крыльца Думы раздались какие-то крики. На балкон вышли чиновники - народ успокоить.
И страшно Глаше, и любопытно. Она вдруг увидела за железными воротами какого-то двора затаившихся конных городовых.
От конских морд пар идет. Лошади копытами бьют, ходу просят. Что будет, как выскочат? Недаром, видно, Лукаша ее предупреждал.
ДОНЦЫ-МОЛОДЦЫ
Когда в особняк генерала Мрозовского явились делегаты богатой и знатной Москвы, Лукаша несколько растерялся, помогая им снимать шубы. Он хорошо помнил, что князей надо называть "Ваше сиятельство", графов - "Ваша светлость", дворян - "Ваше благородие", купцов - "Ваше степенство", но различить среди прибывших, кто есть кто, не мог. Узнал лишь городского голову Челнокова, который явился с золотой цепью на шее.
Генерал Мрозовский принял деятелей Городской думы стоя, сверкая крестами и звездами парадного мундира, всем своим видом показывая стойкость и непоколебимость. И, прежде чем делегаты успели к нему обратиться, сам напустился на них:
– Господа, я должен предъявить вам неудовольствие государя по поводу несоблюдения порядка, должного быть в Москве. А вы являетесь ко мне с какими-то претензиями. Да знаете ли вы, что по законам военного времени я могу вас... Я часовой, поставленный государем охранять Москву - колыбель династии. И мой священный долг...
– Да не пришпоривайте вы дохлую лошадь, господин генерал!
– перебил его какой-то барин со злым лицом.
– Лучше подчинитесь Временному правительству, как это сделали генералы Рузский и Брусилов!
– За такие слова я могу вас арестовать, господин Рябушинский. Вы не читали моего приказа о введении в Москве военного положения. Вот, прочтите, - генерал протянул подписанную им бумагу.
– Употребите бумагу с приказом иначе, господин генерал.
– Не нужно упрямиться!
– морщился, как от зубной боли, городской голова.
– В Петербурге удалось предотвратить приход к власти черни и взбунтовавшейся солдатни только тем, что Дума сформировала Временное правительство и командиры быстро привели войска присягнуть ему. Романовы ненавистны всем. Одно упоминание о Романовых вызывает ярость народа. Помогите спасти Москву от революции. Подчините ваши войска Городской думе.
– Нет-с, господа! Пока жив помазанник божий Николай Второй, я не позволю организовать в Москве какие-либо самозваные органы власти.
– Да они сами организуются,
– А у меня сто тысяч вооруженных...
– Кукиш у вас в кармане, а не сто тысяч!
– дерзко прервал его Рябушинский.
– Решайтесь, генерал. Медлить опасно. Не то обойдемся без вас. Все бывшие министры арестованы, - наступал городской голова Челноков.
– Но государь, насколько мне известно, возвращается в ставку... к войскам! А затем в Москву!
– Вы позвоните в ставку. Там вот скажут истинное положение! Царь уже не царь, а полковник Романов!
– Оставим спор. Подымите, господа, пока я на минуту отлучусь. Сигар господам!
– приказал Мрозовский, вызвав Лукашу.
– Сигар нет-с...
– изогнулся Лукаша.
– Немедленно за сигарами! В магазин офицерского общества!
И Лукаша помчался, застегивая на ходу длиннополую шинель. А Мрозовский прошел в аппаратную и приказал вызвать ставку. Пока телеграфисты налаживали связь, генерал позвонил начальнику жандармерии его на месте не оказалось. Позвонил генералу Шебеко - и градоначальника не было.
В ставке к проводу подошел генерал Алексеев, начальник штаба.
– Где государь? Что с ним?
– спросил Мрозовский.
– Поезд государя, задержанный мятежниками, пробивается назад в Могилев, - ответил Алексеев.
– Поддерживаете ли вы решения Рузского и Брусилова?
– Все зависит от государя. Я в его воле, - уклончиво ответил Алексеев.
– Подтверждаю: ждем императора в Москву. Кремль подготовлен. Где ваши казаки?
– Дивизия кубанцев движется в эшелонах. Первые полки миновали Смоленск. Один уже в Вязьме. Донцы, расположенные в Калуге, продвигаются своим ходом. Должны быть в Серпухове, передовые уже в Подольске.
Узнав такое, генерал чуть не пустился в пляс.
– Ах, донцы-молодцы! Ах, донцы-молодцы!
– приговаривал он.
– Доложите, что связь задерживается, и займите господ делегатов как-нибудь... Ну дайте еще кофе им... Пусть подождут. Придут донцы, первыми этих господ повешу! Да вызовите караул. Немедленно. И всех под арест!
– приказал он адъютанту.
...Лукаша мчался по Воздвиженке, когда навстречу ему вышла толпа: студенты и курсистки медицинского факультета. Красные ленты, красные банты, красные флаги, плакаты.
"Долой самодержавие!" - прочитал Лукаша на одном полотнище. И не успел ужаснуться, как две бойкие курсистки с сияющими глазами подхватили его под руки.
– К нам! К нам, душка военный!
– В наши ряды! Мы вас расцелуем, милый!
И ловкие руки прикололи ему к груди красный бант.
– Смотрите, какой с нами офицерик! Чудо!
Лукаше польстило, что его приняли за офицера, но он, не желая шагать в толпе бунтовщиков, решил освободиться от барышень: генерал Мрозовский шутить не любит!