О смелых и умелых (Избранное)
Шрифт:
Самое удивительное, на это торжество пришел сам Филонов. Аккуратный, подтянутый, что твой офицер! Он снял шинель, бережно двумя руками поднял с головы, не повредив прически-бабочки, серую папаху и украсил ею комод.
Когда повернулся к родственникам, лицо его приветливо улыбалось.
– Смотри-ка, словно гривенник, сияет!
– хлопнул себя по коленке Павлов.
– А я уж думал, не зашибли бы тебя там в суматохе? Знать, вовремя сбежал из царского поезда? А царя-то куда девали?
Лакей отмахнулся.
– Ладно, потом. Вы вот скажите, как это у вас в Москве получилось?
– Мальчишки! Продавцы газет!
– выпалил Андрейка.
– Как выбежали да как закричали: "Конец самодержавию!" - весь народ "ура!", и тут такое началось...
– Ври больше!
– осадила Андрейку бабушка.
– Революцию вызвал Тимоня босой. Как вскричал не своим голосом: "Куда девали царя, ироды? За кого молиться у Иверской?" Тут вышли на балкон думские господа и сказали: "Отрекся от престола его императорское величество..."
– Ой, что вы, бабушка! Там главным был красный слон, - вспыхнув от смущения, не выдержала Глаша.
– Как поднялся он перед Думой с красным флагом да как затрубил, тут двери и отворились...
– И ничего подобного!
– пробурчал, не отрываясь от пирога, Лукаша. Революцию сделали курсистки-медички. Они казаков напугали. Не то бы...
– Революцию в Москве сделал храбрый прапорщик Ушаков. Об этом заявил всем командующий военным округом полковник Грузинов на заседании думы! весело сказал Саша, подмигнув Лукаше.
– Да бросьте вы ерунду молоть!
– вступил хозяин дома кузнец Павлов. Сам царь революцию сделал. Вот кто.
Все от любопытства и удивления жевать перестали и повернулись к старшему Павлову.
– Это в каком смысле?
– спросил Филонов.
– А в таком. Заскучал царь. Война без толку идет. Народ бунтует. Министры - дураки. Генералы - изменники. Слез он с трона. "А ну вас", говорит. И послал всех подальше!
Собравшиеся рассмеялись.
– Похоже, да не очень, - улыбнулся Филонов.
– Могу рассказать подробности.
– Он поправил прическу-бабочку, откашлялся.
– Так вот-с, начал Филонов, - все могло произойти иначе, если бы государь вместо Питера поехал в Москву к генералу Мрозовскому. Царя его царедворцы подвели. До самого момента, когда царский поезд, в котором и я находился, был задержан на станции Вишера и не пропущен в Царское Село, куда мы направлялись по вызову императрицы, государь ничего плохого не подозревал, от него все скрывали. Комендант царского поезда, генерал Воейков, никаких телеграмм о революции в Питере ни от Родзянко, ни от думских не докладывал, чтобы не волновать государя. Камергер двора, барон Фредерикс, тот тоже всяких волнений для государя избегал, следил, чтобы государь вовремя ел, пил и не простужался. Адмирал Нилов знал одно водку пить и анекдоты царю рассказывать, как, бывало, еще покойному батюшке Александру Третьему.
– Здоров адмирал. Двух царей перепил, - вставил Павлов.
– И вдруг на станции Вишера глубокой ночью остановка. Поезд задержан по приказу из Петрограда. Здесь уж генералу Воейкову пришлось царя будить и все докладывать.
"Что творится?
– удивился его величество.
– Кто может нам приказывать?"
"Подписал распоряжение поручик Греков", - отвечает Воейков.
"Это
– вскинулся царь. И обратился к адмиралу Нилову: - Скажите, голубчик, что это в Петрограде?"
"Большие беспорядки!
– вздохнул Нилов.
– Молодые солдаты взбунтовались, и Родзянко гадит..."
"Так что же вы мне не докладывали?" - спросил царь у Воейкова.
А тот: "Не такие уж там беспорядки, чтобы в день-два не справиться, государь! Революционеры, студенты и хулиганы взбунтовали молодых солдат. Эти молодые солдаты окружили Думу. Власти проявили нерешительность. А Родзянко, поддавшись угрозам черни, вступил с ней в сделку за счет династии..."
"Как? И я ничего не знаю?!" - совсем разгневался государь.
"Ваше величество, вам надо во главе георгиевских кавалеров явиться в Царское Село, взяв верный вам гарнизон, двинуться в столицу, и Государственная дума станет на колени. А взбунтовавшиеся солдаты вспомнят о присяге и расправятся с зачинщиками бунта", - отвечал Воейков.
"Так давайте действовать!" - воскликнул царь.
В это время вошел генерал Цабель, начальник караула.
"Все это ложь, государь. Вас обманывают, - козырнул он.
– Мы уже пленники революции! Железнодорожные рабочие испортили наш паровоз. Повсюду красные флаги. Демонстрации. Солдаты братаются с рабочими. Войска переходят на сторону бунтовщиков".
"А где же мои верные гвардейские полки? Семеновцы, павловцы, преображенцы?"
"Изменили... Даже гвардейский экипаж во главе с великим князем предал вас!"
"Да, да, да! Великие князья всегда не любили меня. Все кончено".
"Ничего не кончено, ваше величество. Мы прорвемся в Царское Село!" Воейков выбежал из царского вагона.
Прихватил конвой. Приказал отцепить паровоз поезда, где ехала царская свита, заменил им испорченный паровоз царского поезда, ругался, грозился, и поезд, наконец, тронулся.
"В Москву! В Москву!
– торопил царь.
– Москва отстоит своего царя!"
Дали мы обратный ход. Но на станции Бологое нас задержали. Снова поехали на станцию Дно. Вот так и катали нас в поезде туда-сюда. А придворные генералы ссорятся, грызутся...
На станции Дно встретились нам георгиевские кавалеры с генералом Ивановым, их тоже на колесах туда-сюда. Собрались генералы вокруг царя, что делать?
"Остается одно, - заявил Воейков, - обратиться за помощью к императору Вильгельму! Открыть фронт немцам. Пусть германские войска придут и усмирят взбунтовавшийся народ. В первую очередь в Петрограде!"
Адмирал Нилов воспротивился:
"Неудобно это, господа. Ведь если немцы заберут Россию, они ее нам уже не отдадут. Дудки-с!"
"Император Вильгельм благородный человек. И ваш родственник, настаивал Воейков.
– Если вы обратитесь к нему как император к императору. И больше того, как кузен. Он не откажет..."
– Ворон ворону глаз не выклюет!
– крякнул Павлов.
– Экие подлецы! Ну и что же Миколашка? Расею продал?
– Государь отвечал: "Это можно было сделать раньше, когда все еще мне повиновались как главнокомандующему. А теперь ни Рузский, ни Брусилов не подчинятся", - сказал это царь и заплакал.