О смелых и умелых (Избранное)
Шрифт:
Сережка сунул обе руки в портфель и, притаив в правой браунинг, левой достал мандат, ярко забелевший в сумерках дремучего леса.
– Это что, мандат?
– спросил другой голос, еще басовитей.
И от часовенки к нам шагнул другой парень, еще повыше и подюжее первого, в широченных лаптях, какие носят лесовики.
– Мы из укома!
– решительно выпалил Сережка.
– Из укома?
– хором повторили парни.
– Не к нам ли? Не в нашу ли ячейку?
– К вам, к вам, - обрадовался Сережка.
–
– А где же вы были, мы вас не видели.
– Мы тут дежурили, да того... вздремнули немного... Пока конь не заржал.
Подойдя с двух сторон, богатыри шутя выдернули нашу телегу из трясины и поставили на настил легко, как игрушку. Один повел лошадь в поводу, другой пошел сзади, подталкивая плечом телегу, когда она застревала.
Вскоре мы увидели околицу, высоченный плетень с острыми кольями, похожий на древний разбойничий палисад... И услышали странный вопрос:
– С чем тащите?
Из-за околицы вышло двое парней в войлочных шляпах, в лаптях и зипунах, накинутых на плечи, отчего они казались еще дюжее...
– Слышь ты, из укома ж это!
– Уком едет!..
– А мы-то их ждали! А мы-то! Ну, здравствуйте!
– Парни распахнули широко околицу, и свитки свои, и ручищи.
– Гони, што ль, ребят обрадовать!
Один подскочил к нашей коняге, шлепнул по заду ладонью, крикнул, и клячонка наша, сложив уши, понесла. Ребята бежали рядом, пыль столбом, жучки, шавки замелькали вокруг, оглашая улицу лаем. С таким триумфом подъехали мы к поповскому дому, освещенному веселым, щедрым огнем. Не преувеличиваю - нас внесли в дом прямо на руках.
* * *
– Ешь, пока не посинеешь; рукой мотнешь, вытащим!
– хлопнул меня по плечу один здоровяк, которого я успел отличить по его мясистому носу с рубцом поперек.
Стоявшие кругом одобрительно захохотали.
Перед нами на дубовом столе дымились горшки жирного варева. На деревянном блюде лежали куски свинины и целая баранья нога. Вот откуда-то из боковой двери втащили две здоровенные корчаги и стали цедить пенную брагу в старинные ковши. Тогда все молодцы расселись вокруг нас за стол, а двое девиц, толстенных, как бочки в юбках, стали обносить.
Я не успел опомниться, как передо мной очутился объемистый пенный ковш.
– За приезд товарища укома!
– гаркнули парни и подняли ковши.
С трудом осилил я объемистый ковш. Брага, густая и терпкая, сразу ударила в голову, перед глазами пошел туман, а сидевшие вокруг стали шире, толще и страшней. Я попытался оглядеться.
Рубленный из векового дуба зал. В одном углу черным лесным озером рояль поблескивает, в другом увидел я пирамидку винтовок, а в переднем растянуты красные полотнища, и портреты вождей улыбаются и, кажется, укоризненно
Я протер глаза и пошарил вокруг, ища Сережку. Вот его рука в моей.
– Сережка, куда мы попали?
– В селение Красная Свобода, по старому Сшиби-Колпачок, - ответил мне наш деревенский ямщик, вдруг очутившийся за столом.
– Откуда ты взялся, дядя? Ты же сбежал у орехового куста?
– Было дело, трухнул маленько, - ответил ямщик, - думал, промеж вами стрельба произойдет... А оно вон каким макаром дело-то обернулось. Ну тут я и отыскался!
– Хитрый, черт, постой, а где Сережка Ермаков, я спрашиваю?!
– Насупроть-то, глянь!
Я глянул: напротив парень - косая сажень плечи, одна ручища ковш поднимает, а другая кулачище сжимает:
– Да здравствует комсомол. Ура!
– За нашу ячейку пей все враз!
– толкнул меня Рубцовый Нос.
– А Сережка-то где?
– Да насупроть, с Перстнем рядом.
Я прищурил глаза и вижу: действительно, у этого дуба под мышкой жмется чуть заметный Сережка... И вдруг вылезает Сережка из-под своего соседа и пытается тоже рявкнуть. Но пищит как комар:
– Комсомольцы не пьют!
– Не шуми, брагу можно!
Я увидел Сережку опять внизу, а вверху, над ним, пенные ковши. После второго я почувствовал себя здоровее и толще этих дубатолов, и, когда хлопнул меня по плечу Рубцовый Нос, спрашивая, гожа ли брага, я не скособочился, а тяпнул его по спине так, что он крякнул.
– Живем, брат, с такой брагой!
– С хмельком да с медком ладно!
– Русского для гостей, русского!..
– заголосили с конца стола.
– А ну, пошли в главную залу.
– Эй, крали, уважим гостей танцами!
Парни подхватили нас, и мы очутились в большой горнице. И видим - в ней полно разбойниц. И все одна другой краше и нарядней.
Бусы, косы, ленты. Полусапожки серебряными подковками звенят.
Как села одна глазастая за рояль да как ударила по клавишам, встряхнув косами, так и бросило нас в пляс.
Чего-чего не переплясали мы. Тут и "русская", тут и "барыня", тут и "сукин сын камаринский мужик".
Помнится, пытались мы танцевать даже вальсы. Но невозможно. Разбойницы до того жарки, до того пышны, что в объятиях с ними нам становилось невмоготу, душно.
Не раз выводили нас разбойницы на свежий воздух и не раз возвращали обратно.
Глотнув вечернего ветерка, я немножко приходил в соображение и различал на стенах горницы кистени, ножи, старинные пищали...
И виделся мне среди пляшущих самый здоровенный, самый высоченный с полосатым колпаком на кудлатой голове - Рубцовый Нос.
Чем дальше, тем больше все стало казаться мне, что перенеслись мы с Сережкой куда-то в древние времена к разбойникам, описанным в чудесной книжке "Князь Серебряный".