О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1
Шрифт:
Появление человека обозначает появление в раскрытой или раскрывающейся форме того принципа, который в скрытой, малой или в потенциальной только степени пропитывает все, что действительно. Вот почему его появление на арене действительности обозначает поворотный этап во всей мировой эпопее, как это мы надеемся показать всем дальнейшим изложением; с человеком открываются новые горизонты не только поддержания, укрепления или количественного обогащения действительности, но и широкого ввода уже сотворенных творческих сил. Человек, как об этом говорит старое учение о нем как о микрокосме, вскрывает нам на себе величайшую тайну мира – то, о чем остальная природа говорит, скрыто или только в тайниках потенциального пребывания. Человек – это открывающаяся тайна, космическая мечта. Он находит не только пути к сохранению жизни и бытия, но и форму ее бесконечного творческого обогащения. Чтобы понять и оценить эти перспективы, достаточно вспомнить о том законе, который современная психология формулировала как закон возрастания духовной энергии. «Духовная мощь индивидуальности, помимо других источников, растет вместе с развитием психики благодаря этой дивной способности души отстаивать самое себя от власти времени (например, уже в явлении памяти. – М. Р.) . Творческая мощь бытия, действительно, не только не истощается в процессе мирового развития, но она растет вместе с ним» [1006] , но рост
1006
В. В. Зеньковский. Проблема психической причинности. C. 379. Ср. W. Wundt. Logik. II. Th. II. S. 276 и др. См. также на эту тему вдохновенные страницы у H. Bergson. L’'Evolution cr'eatrice.
Человек ощущает в себе эту таинственную сердцевину действительности, возносит себя на высоту «царя природы» и начинает новую полосу в жизни мира. Это сказывается отчасти уже в том, что так красиво отметил Лотце [1007] , говоря, что красота красок и тонов, теплота и аромат есть то, что стремится породить и выявить природа и чего она не в силах достичь собственными своими силами (в полной мере, добавим мы, не разделяя взгляда на субъективность чувственных качеств.); она нуждается для этой цели как в последнем и самом благородном инструменте в воспринимающем и ощущающем духе, единственно способном дать немому стремлению слова и оживить все. Человек может достичь этого именно потому, что природа несет в себе скрыто то, чем открыто живет человеческая личность, и из чего она раскрывает совершенно новый мир и возможности: сознавая себя как вершину природы, человек дальше стремится распространить эту форму и степень существования на весь мир; отсюда начинается процесс очеловечения или прямого одухотворения мира, отсюда открывается путь от естества к культуре. В свете своего сознания человек переходит на почву оценки действительности и возможности ее широкого выбора. Он не просто идет в мир, но он стремится сделать его своим, распространить на него весь свой характер, приобщить его к своему я, установить полное единство мира с собой на почве ясного распространения человеческого принципа на мир.
1007
H. Lotze. Mikrokosmus. Ideen zur Naturgeschichte und Geschichte der Menschheit. Versuch einer Anthropologie. I. S. 384.
Пользуясь своим самосознанием и присущей ему свободой, человек – опять-таки в меру своего развития – стремится воздействовать на вещи так, чтобы они гармонично вошли с его печатью в антропоцентрическое единство, как в наиболее обогащенную и сконцентрированную форму жизни и бытия, так как человек не только существует и чувствует свое существование, но он ясно сознает его и умеет пользоваться вытекающими отсюда возможностями; на этом пути он не только стремится воздействовать на природу и окружающее, но он обретает возможность – что особенно важно – перерабатывать, как мы говорим, развивать себя в нужном направлении, образовывать себя, используя опыт свой и чужой и приобретая навыки, искусственные приемы и знания. Все это ему необходимо для укрепления действительности себя и своей жизни, что возможно только при том условии, если остальной мир, вещи и среда вообще, поскольку личность соприкасается с ними, не вносят диссонанса [1008] . Путь согласования мира с человеком путем подчинения его, начиная с малого и кончая всем размахом современности и будущего, и есть то, что мы называем культурой.
1008
Ср. J.-G. Fichte. Einige Vorlesungen "uber die Bestimmung des Gelehrten. W. I. S. 227.
Здесь особенно интересно отметить, что только культура и искусство, т. е. человеческая сила и власть внесли в природу и мир единообразие и повторяемость, в то время как от себя они не знают повторений в точности: они экстенсивно и интенсивно бесконечно многообразны [1009] . Только человек в своих обобщениях оценил силу инерции и возможности повторений в общем и широко использовал их, комбинируя силы природы, естества друг против друга и наряду и вместе друг с другом в своих целях, создавая условные единства, объединяя близкое и далекое, изолируя, где нужно и т. д.
1009
Идея неповторяемости, бесконечного многообразия действительности подробно развита в H. Rickert. Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung; а также в H. Rickert. Probleme der Geschichtsphilosophie.
Все это совершается в новой сфере, в сфере осознанных целей и долженствования в самых разнообразных его степенях. Факты и их связь рассматриваются определенно, как материал для формирования сообразно поставляемым целям и согласно должному – тому, что есть, противопоставляется то, что должно быть. Человек стремится окружить себя человеческой атмосферой, и там, где она не устанавливается сама собой, он очеловечивает окружающее, подчиняя его частным человеческим целям, а через это и общим. Это все то же естество, но оформленное и несущее печать человека. Таков характер труда и всей хозяйственной деятельности человечества; он направлен при этом не на уничтожение естества, а только на его соответствующую обработку и оформление, на его включение в новое, антропоцентрическое единство. Как говорит С. Н. Булгаков [1010] , характеризуя хозяйственную деятельность человека, «она есть борьба человечества с стихийными силами природы в целях защиты и расширения жизни, покорения и очеловечения природы, превращения ее в потенциальный человеческий организм. Содержание хозяйственного процесса можно выразить еще и так: в нем выражается стремление превратить мертвую материю, действующую с механической необходимостью (с нашей точки зрения – только с бесконечно малой целесообразностью и органичностью. – М. Р.) в живое тело с его органической целесообразностью; поэтому в пределе цель эту можно определить как превращение всего космического механизма (который мы вправе утверждать только относительно. – М. Р.), в потенциальный или актуальный организм, в преодоление необходимости свободой, механизма организмом, причинности целесообразностью, как очеловечение природы». Свое яркое раскрытие это очеловечение естества находит, конечно, в специальной форме культуры,
1010
С. Н. Булгаков. Философия хозяйства. C. 43. См. также Вл. Соловьев. Оправдание добра. Соб. соч. VII. С. 259.
Об этой сфере очеловеченной и очеловечиваемой действительности говорит все, начиная от примитивных орудий, которыми пользуется человек, его одежды, жилища, утвари, культивируемых им растений и животных и кончая преобразованием и усовершенствованием самого себя и своего, так называемого душевно-духовного содержания. В этой последней деятельности кульминирует, как будто жизнь в своем стремлении отстоять, расширить и углубить себя: верх совершенства знаменует собой достижение и соответствующей стадии реальности: как показал нам обзор ряда философских учений, за эстетическими, нравственными и религиозными чаяниями кроется прежде всего все то же устремление к повышенной действительности. В царстве истины, красоты, добра и святости открывается прежде всего царство возвышенного, наиболее углубленного бытия и наиболее свободной действительности.
Человек здесь, на вершинах, ищет удовлетворения все тех же стремлений, вытекающих из всеобъемлющей цели «быть и жить», но в конечном итоге находит не только то, чего искал, но нечто неизмеримо большее и значительное. Если до сих пор все зависело от признания фактически царствовавшей и все определявшей цели как естественно данной, то теперь им открывается нечто самодовлеющее, самоценное, идеально свободное и независимое. До сих пор все требовало отнесения к внешней цели и потому в перспективе была только безграничная дорога условностей и относительности; теперь им обретается впервые возможность мира абсолютных достижений, совместимых с неограниченными дальнейшими перспективами. Личность вступает в созданное ею и в силу этого соответственно доступное ей царство чистых значений, не отрываясь в то же время от остального мира, не покидая его, а наоборот, в себе наделяя его всей полнотой смысла своего существования.
Это оказывается достижимым на том пути, что человек для удовлетворения своей ненасытной жажды к бытию пошел в царство сотворенных ценностей все с той же необходимостью; он устремился к ним как к средству, видя в них своеобразное «als ob» (как будто) действительности, но нашел не только верное средство, но и полное раскрепощение и самоцель: начав с естества, необходимости, механизма, голого бытия и относительности, он прорывается на простор культуры, свободы, целесообразности, оправданной идеальным характером действительности, и в сферу самоценностей, освобожденных от власти времени. Так, органическое естественным путем завершается и находит свой смысл в сверхорганическом. Все развитие есть повышение и углубление действительности как действенности, но в человеческой личности достигается высшая форма этой действенности уже сверхличного порядка, так как ключ жизни и действенности бьет неистощимо, не убывая. Таково царство красоты, истины, добра и правды, как мы это надеемся подробнее пояснить дальше. В этой плоскости личность как творец освобождается от власти всеобщей цели «быть», которая господствует всецело, но не несет еще достаточного оправдания в себе самой, а ждет его от чего-то иного: она цель, но не самоцель. Красота настолько самоценность, что даже смерть, окутанная ее колоритом, перестает страшить личность; истина столь мощна, что инстинкт жизни становится ее рабом; правда может подвинуть на стойкое, непреодолимое отношение, даже к величайшим страданиям и уничтожению… Это не есть творчество из ничего; нет, это все тот же конкретный живой мир, но претворенный, одухотворенный.
Такова эта своеобразная «теургия», совершающаяся естественным путем от ничто по направлению к ценностному всему. И здесь перед нами бесконечно разнообразное царство по степеням чистоты, углубленности, эстетической, логической, моральной и религиозной истинности. Это своеобразный мир значений, одетый в плоть и кровь жизни, и на вершине его становится в идеале сама конкретная личность как разносторонний жизненный гений, как собственное художественное произведение. Так претворяя все, человек-личность подымается на высоту, на которой он оказывается способным претворить самого себя, вознестись на ступень сверхчеловечества. Как дорог культурной личности этот сотворенный сверхличный мир, это лучше всего показывает готовность человека отдать самого себя, только чтобы отстоять этот мир. История нам дает яркие образчики в лице Сократа, Бруно, Спинозы, в лице многих практических борцов за правду и человека и т. д. Интересную иллюстрацию к этой мысли мы находим у Ромэна Роллана из недавних событий: отыскивая ответ на вопрос о том, почему преступления против вещей в мировой войне вызывали большее возмущение, чем преступления против людей непосредственно, он видит причину этого не в том, что это просто дико и не оправдывается бездейственностью вещей или отсутствием материальной ценности – он видит причину этого глубже [1011] : «Самым острым горем для истекающей кровью Франции было покушение на наш Парфенон, на Реймский собор, на святыню Франции… Как над умирающими воинами реет мечта их любви, любви к родине, которой они отдали свои жизни, так на плечах, отмеченных свыше, приходящих в мир и уходящих из этого мира, возвышается ковчег завета, хранилище искусства и многовековой мысли. Одни носители сменяют других. Ковчег завета должен быть спасен… Произведение рук человеческих, подобное Реймскому собору, ценнее человеческой жизни; это целый народ, это его многовековая жизнь, звучащая симфонией в этом каменном органе. Это его воспоминания, его радость, его слава, его печали, его сокровенные мысли, сомнения и мечты; это дерево его расы, корни которого лежат в глубоких недрах его земли и которое в могучем порыве поднимает свои ветви к небесам… Разрушающий такое произведение совершает преступление страшнее убийства человека. Он убивает благородный дух расы». Пусть кое-что в этих прекрасных, прочувствованных словах отдает некоторым преувеличением, но в основной своей идее этот пример из действительных, потрясающих событий недавнего прошлого хорошо иллюстрирует нашу мысль о том, что человек может на этом пути возвыситься над самим собой и найти, наконец, то, что способно быть не только средством для известной цели, но что способно стать самоцелью, ценностью с абсолютным в себе значением.
1011
Ромэн Роллан. В стороне от схватки. С. 13 – 15.
При этом мы подчеркиваем, что это не то значение, которое как-то значит и ни в какое реальное отношение к конкретному миру не вмещается, которое является слабым отголоском до крайности утонченного платоновского мира идей – нет, мы говорим тут о живом, конкретном, сотворенном во всей своей живой действенности и потому действительно существующем явлении. Мы говорим не об идее, например, Реймского собора, которая может быть действительна как историческое или персональное воспоминание о выполненном, осуществленном или воображаемом архитектурном произведении искусства, потому именно в своей действенности-действительности ослабленном, а мы говорим о конкретном Реймском соборе во всей его реальной, живой полноте в пространстве и времени, существующем во Франции, – мы говорим не о более или менее удачной и оправданной логической или теоретико-познавательной вытяжке из жизни, – что может иметь свой смысл в особых интересах, а о самой настоящей, неподдельной жизни.