О том, что сильнее нас
Шрифт:
А годом спустя:
– Да не кормил меня Миша наркотиками, и сам их не употребляет. Ты же знаешь, мы всё лето проводили то в Адыгее, то в Туве… Там конопля растёт везде. Я её всё время курила, а Миша нет. Мне предлагали купить запас на зиму, а Миша не стал брать.
Да и то, что она пробовала, и не только траву, — никогда раньше не отрицалось… Вот так-то вот. Конечно, есть там наркотики, только преимущественно потяжелее травы…
Заканчивалось письмо предложением встретиться и поговорить. И дозволением в любой момент звонить по телефону. Я написал ответ, что на встречу согласен. Без никаких кафе и парков. Либо к нам в гости, либо — пожалуй, на выставку ещё можно.
Смешно, конечно, но, вываливая новеллу в Интернет, я перевёл дом на осадное положение. На всякий случай. С одной стороны, оно абсолютно понятно и прозрачно, что товарищ — законченный трус. Но с другой стороны — ведь был же тот налёт, значит, был там и кто-то нетрусливый кроме Ленкиной матушки? Опять же — как раз от трусов и следует ожидать какой-нибудь ерунды из-за угла. Да не лично, а чужими руками.
Вот
Миша же, увидев новеллу, — впал в тотальную панику. Уже спустя пять минут он старательно стирал свою писанину на всех литературных и фотографических сайтах. Уничтожал свои учётные записи на всех туристических сайтах. Слёзно умолял администраторов ресурсов, чтобы убрали фамилию, имя, отчество с выложенных в библиотеки отчётов… Умолял администраторов других ресурсов, чтобы снесли все его резюме и анкеты… Уничтожал оба своих персональных сайта… Заводил новые емэйл-адреса, новые номера айсикью… В общем — полная и тотальная паника по всему полю.
К этому моменту я уже многое знал, теперь же и дополнительно кое-что понял. Вот теперь грокнулась целостность, как говаривали персонажи хайнлайновского «Чужака в чужой стране». Теперь — известно будущее. И теперь, зная, что Миша будет перечитывать новеллу не раз, не два, и не пять, — пожалуй, я это будущее ему предскажу. Не хуже любой цыганки.
Отменил дома осадное положение, влез в Сеть и отредактировал новеллу в Интернете, добавив к ней один абзац. Прямое обращение к Мише. Пожалуй — для полноты картины приведу его и тут:
А теперь — слушай сюда, сучонок. Нагромождённые тобою горы лжи и подлостей переросли тот критический размер, за которым они начали осыпаться, и теперь — они тебя же и накроют и похоронят. Это прямое и открытое зло может ещё хоть иногда, хоть как-то остаться безнаказанным даже в больших количествах. Трусливая же ложь — всегда имеет уровень, на котором возникает переполнение. Остаток жизни — тебе жить в страхе, доходящем до ужаса. В сознании собственного бессилия. Поступки — измерены и взвешены, отпущенное время истекло, плотина прорвана и псы спущены. Упаси боже, не меня ты будешь бояться. Я всего лишь ответил на подлый удар — мгновенным ответным ударом правды. Мстить не в моих принципах. Собственной лжи ты будешь бояться. Каждого угла будешь бояться, как, впрочем, ты уже боишься. Ленку будешь бояться. Её матери будешь бояться. Окончательно сходить с ума. У тебя и так уже трусость дошла до уровня паранойи. Теперь — ты уже не трусливо гадящий из-за угла шакал, а трясущийся заяц. Беги. Спасайся. Прячься под кустами, вжавшись в землю. Закапывайся в навоз. Теперь тебе за каждым углом будет мерещиться убитый тобой чужой нерождённый младенец. Его бойся. В каждом турпоходе, в который ты повезёшь Ленку, — впрочем, сомнительно, что она уже куда-то поедет, убил ты в ней подобные желания, — из-за каждого куста, за каждым поворотом, на каждой автобусной остановке тебе будут мерещиться люди, знающие правду. Настоящий туризм — он для чистых людей, а не для отбросов, подобных тебе. Трясись от страха. В каждой редакции, куда ты попробуешь устроиться на работу, на стене редакционной приёмной тебе будут мерещиться сотни твоих лживых резюме, а рядом, для контраста с твоими пассажами о том, как здорово ты умеешь писать, — твои собственные косноязычные тексты с наркотическим бредом вместо смысла, рядом с твоими заявлениями, что ты великий профессиональный фотограф, издаваемый ведущими журналами мира, — твои же убогие фотки. Не горят рукописи, и нагромождённая тобой ложь и нагромождённые тобой подлости будут лезть из каждой щели до конца твоих дней. Не по чьему-то умыслу. Просто их слишком много, никакое киберпространство такого количества не выдержит. Рукописи не только не горят, но и умеют, будучи сожжёнными, самостоятельно вернуться в самый подходящий для того момент. Каждый раз, когда ты будешь пытаться выставить те фотки в интернет-галереи, — из-под них будут высовываться те фотографии, которые умела делать Ленка до того, как ты убил в ней этот Талант. Ты их не видел? Она тебе их не показывала? Тем лучше. Пусть они тебе снятся в ночных кошмарах. Наркотики тебе перестанут приносить успокоение. Каждый косяк конопли, каждая доза винта — будут жечь тебе руки. Напоминая тебе подлости, сделанные с их помощью, и Правду, которая вырвалась на волю. Или ты надеешься на спокойную жизнь, если сейчас всё зачистишь, заляжешь на дно и будешь прилагать все усилия, чтобы не поссориться с Ленкой и её матерью, так как никому больше во всём мире ты нафиг не нужен? Наивный… Тёще ты нужен только как добыватель денег. Честным путём ты их заработать не умеешь, не можешь и не сможешь никогда. А нечестные пути — теперь для тебя закрыты. Потому, что Правда проснулась, зашевелилась, и вся твоя ложь посыпалась. Во всём прочем — тёща тебя ни в грош не ставит, не тот она человек, и это не предположение, это доказанный факт. И когда ты будешь использован полностью, а это не за горами, она же первая тебя на помойку и вышвырнет, как отработавшую свой срок половую тряпку. Вылизывай ей всё, что можешь, оттягивай этот момент на те немногие секунды, которые ты ещё можешь выиграть. Надеешься на счастливую жизнь с Ленкой? Совсем наивный… Неужели жена, добытая подобным способом и доведённая до подобного состояния, может составить счастье? После того, как ты отобрал у неё любимого человека, убил её ребёнка и испоганил всё святое, что она хранила в себе? Да, ты смог её сломать. Возможно, даже навсегда, хотя и не факт. Человек иногда может подняться с самого
На следующий день, будучи на выставке, засёк, по-моему, её. Издали. Из курилки смотрел. Не уверен. Но девушка с очень похожей фигурой минут пять постояла перед входом в зал, а потом вдруг развернулась и побежала обратно. Я не стал догонять. Пока нет воли на первый шаг — тянуть нет смысла. Позвонил. Вне зоны доступа. Ещё… Ещё… Минут через пятнадцать, как раз с Манежки до Киевской доехать, — телефон включился, ответила. Голос совершенно убитый и очень усталый.
– Лен, так тебя ждать?
– Сегодня — нет.
– А когда?
– Не знаю. Позвоню. Но — приеду. Обещаю.
– А я разве не тебя видел двадцать минут назад у входа?
– Нет. Я была по делам на «Филёвском парке». Знаешь — думала, что сейчас встречу тебя, проезжающего мимо.
Ленка явно выстраивала всё, чтобы сорваться. Она, похоже, обзвонила всех общих знакомых, с кем есть контакт с обеих сторон (один случай знаю точно, остальные предполагаю), и дала им прочитать новеллу. Не прокомментировав ничего. На вопросы, нужна ли помощь, отвечала, что нет. Готовила круг общения к тому, что если сможет сорваться, то чтобы все знали, почему, и уже тогда — помогли. А в Новый год — она исчезла.
И обозначилась опять только дня через три-четыре. Обещая через несколько дней позвонить. Несколько дней прошло — снова спросил. То же самое. Прошла неделя, прошла вторая…
В общем и целом было понятно, что раз подобная задержка – значит, опять мимо. Но на всякий случай — заготовил путь, по которому Ленку эвакуировать, если что. Можно смеяться, но я нашёл несуществующее в природе явление — подмосковную конно-спортивную базу, на которой работают только хорошие и весьма интеллигентные люди, нет обычной для подобных мест обстановки мерзости, продажности и подлости, а хозяйка базы так и вообще исключительно милая дама Ленкиного возраста, чемпионка по каким-то из видов конного спорта, она же энтузиаст-фотограф, любительница путешествий и природы, меломан… Кстати, через выставку и нашёл. Поговорил в лоб, заручился согласием, если что – Ленку там можно поселить на неопределённый срок, чтобы опекали, работой обеспечивали… Изюминка затеи (я вообще человек с несколько обострённой этикой) — в том, что и мне туда ходу не было. Аллергия мощностью в четыре креста — штука страшная, а на лошадей у меня именно такая.
Наконец, позвонила. Толковали, наверное, часа полтора. На первый взгляд ничего странного не обнаружилось, хотя печального и грустного — много. Во-первых, зашкаливающий за все мыслимые пределы акцент на наркотики. С самого начала разговора, в котором идея встретиться была отвергнута с мотивировкой, что пока напрочь не откажусь от мысли, что всё происшедшее и происходящее хоть как-то с ними связано, — встречаться нет смысла. Дальше по разговору Ленка ещё пять или шесть раз сворачивала в эту же сторону. Вторая тема, на которую Ленка сворачивала раз за разом, — матушка. Чуть ли не десяток попыток по всем пунктам, чтобы её выгородить. По тем же пунктам, которые в письме бросались в глаза, очень чётко показывая проблемность обстановки, и при этом видно было, что идут они от души, — полное молчание. Устраиваю допрос с пристрастием — подтверждение каждый раз находится, но вытаскивать его приходится каждый раз из самой глуби. Но подтверждение — самого факта, не более. Никаких идей, никаких желаний. Да, одно не получается, другое, третье тоже, ну и что? Периодически — агрессия, но тоже подавленная. Попробовал свернуть на музыку. Как-никак единственное, чем она в письме похвасталась — это что нашла, наконец, своё призвание, теперь учит музыке детей. Да и по телефону, когда звонил в начале выставки, успела похвастаться, что теперь — музыка и только музыка, так что практически от инструмента не отходит. В общем, спросил о музыке. Ответ был неожиданным:
– Музыка? Знаешь, я на той неделе сходила в консерваторию. А потом три часа рыдала в голос. В музыке из меня тоже ничего не получилось.
Удивило не то, что она вдруг начала выгораживать своего Мишу, а удивило — как. Я уже потом понял, что разговор как бы распадался на две струи. Одну струю составляли темы подготовленные. Ленка вдруг прошлась по всем пунктам новеллы, где была приведена фактура. И везде от неё поступала не просто ложь. Поступала ложь махровая, напрочь пересыпанная противоречиями. Ленка обычно следит за логикой — а здесь логики не было. Десять взаимоисключающих утверждений подряд, каждое лживо, каждое в вопиющем противоречии с двумя соседними. А второй струёй были ответы на те мои вопросы, которых не ожидалось. В целом примерно вот так: