О том как богатыри на Москву ходили

Фидянина-Зубкова Инна

это из-под ног ушла черна земля.

И упал богатырь, и не встал богатырь.

«Второй туда же, – бабка Яга подумала

и дров в печурку подсунула. —

Гори, гори, моя печка,

всё сожги, оставь лишь колечко

обручальное с пальца Алешки.»

А мужики, мужики, мужичошки

медовухой заткнули дышло,

вот тут-то дух богатырский и вышел

из нашей дружины

(эх ты,

былинный)!

Развалились и лежат —

в ладоши хлопать не хотят.

Лежит и Михайло Потык,

но глаз у него приоткрыт,

да думу думат голова:

«Что за нечисть нас взяла?»

А дева Ольга-краса

в кажду руку взяла

по одному богатырю

и тянет к баньке, да в трубу

запихиват мужскую стать.

Потык хотел уж было встать:

поднатужился – не смог,

от усилия аж взмок;

нет, не получается.

Девка к нему приближается,

берёт за ноженьку,

волокёт к пороженьку

и бросает прямо в печь.

– Ух и смердит же человек! —

Ольга голосом страшным ругается,

в бабу Ягу превращается

и на палец кривой надевает колечко.

Глава 6. Настасья посылает соколика на подмогу

Ёкнуло у Настасьи сердечко;

и привиделось ей что-то страшное:

Муж в огне, а колечко украдено

злющей бабкой лесною.

Настя кличет молодого

зачарованного соколка

и просит у птицы она:

– Ты лети, мой сокол ясный;

в беде лютой муж прекрасный;

ты лети, спеши, спеши —

потуши огонь в печи

да колечко верни обручальное.

Покружился сокол, в дорогу дальнюю

пустился стрелы быстрее!

А пока он летит, немеют

рученьки у Михайло свет Потыка,

горит рубаха – печь уж в жар вошла.

Поднатужился былинный богатырь,

заревел, как медведь (нет, хан Батый),

да согнул свои ноженьки длинные

и разогнул (в печурке) аршинные.

Затрещала печь, ходуном пошла.

Тут и сила птичку нашу принесла.

Глянул сокол – тако дело,

в рот водицы набрал смело:

ни много, ни мало, а бочечку стопудовую —

бабки ёжкину воду столовую.

Подлетел к баньке и вылил в трубу

всю до капли воду ту.

Потухла печка, погас огонь,

вывалились богатыришки вон:

выкатились и лежат —

подыматься по-прежнему не хотят.

А

баба старая Яга

от расстройства стала зла:

нет у ней силы, истратила —

на воинов всю потратила.

Плюнула, дунула и сквозь землю сыру провалилась,

в самый тьмущий ад опустилась —

пошла силу у чёрта выпрашивать.

А ясный сокол не спрашивал

у Настеньки разрешения великого,

он тоже сквозь землю дикую

метнулся стрелою в ад:

«Где наши в огне не горят!» —

и следом за бабкой в само смердово зло,

в бесстрашный бой: кто кого?

Глава 7. Михайло Потык и кот Котофей

А тем временем в баньке у Ёжки

ни девицы красны матрёшки

парятся, песни поют,

а великаны водицу «пьют» —

сильныя могучие богатыри

не в ратном бою полегли,

а от яда бабьего спят вечным сном.

И мы б не узнали о том,

да Потык богатырь-гора

не испил он яду до дна,

поэтому пошевелился,

поднялся, пошёл, расходился —

раскидал злую печь на кусочки;

поплакал над братьями; ночью

собрался уж их хоронить.

«Не спеши ты могилы рыть! —

пташка синичка сказала

и в ушко Михайлушке зашептала. —

Там у бабы Яги в светлице,

стоит чан, в нём жива водица;

токо воду живу сторожит

черный кот, он на чане спит.»

И пошёл Потык в светлу горницу,

чан нашёл, кот на нём коробится —

когти вывалил и шипит.

Михаил ему говорит:

– Ах ты, кот-коготок,

шёл бы ты на лоток;

мне водица нужна живая,

дай-ка я её начерпаю.

А кот чернушечка-коток

прищурил хитро свой глазок

и говорит: «Мур, мур, мур, мур,

люб мне твой Илья, Мур, Мур,

а поэтому сему

я отдам тебе воду,

но с условием одним —

Ёжку вместе победим.

А как? Узнаешь позже.

Бери что нам не гоже!»

Ой да набрал Потык воды,

сощурив глаз… нет два (да три)

и пошёл к дружинушке своей.

«Лей им воду во рты, не жалей!» —

птичка синичка трещала.

И о чудо, дружинушка оживала.

Глава 8. Соколик и баба Яга в аду

А что же там в страшном аду?

Бабка Ёжка схватила метлу

и летит вниз черной земли,

туда, где огонь развели

черти с чертенятами

рогатыми, патлатыми.