О том, как мне удалось стереть контрольные… и о многом другом!
Шрифт:
– Сегодня вечером консультаций нет, – сухо отвечает она и кладет трубку.
Похоже, астролог Селия только что потеряла одного клиента. Между тем сестра в своей комнате снова принимается орать в мегафон:
– Бойкот! Бойкот!
Неожиданно Мисс Всезнайка замолкает. Я слышу слабый шорох за стенкой. Бог его знает, что еще взбрело ей в голову. Ради убеждений моя сестра способна на все. Мне становится неспокойно, и я иду посмотреть, что там происходит.
Осторожно приоткрываю дверь ее комнаты. Сестра сидит на полу в окружении кукол и мягких игрушек, которых у нее
– Что ты делаешь?
Вместо ответа она указывает на кусок картона у нее на коленях. На нем большими буквами написано «Голодовка».
Чуть ниже уточнение мелким шрифтом: «До завтрашнего утра».
– Голодовка до завтрашнего утра? А смысл?
Сестрица сверлит меня взглядом и осторожно отдирает один конец клейкой ленты.
– Мама купила шоколадные хлопья из органического сырья и без пальмового масла. Я не смогу от них отказаться. Я их обожаю, – бормочет она уголком рта.
Затем вновь берет мегафон и начинает горланить свои лозунги. Мама в ответ вопит из кухни. В довершение всего в ведьмином чулане не переставая надрывается саундтрек из «Звездных войн».
Я укрываюсь от этого хаоса в своей комнате. К тому же у меня идея. В недрах мусорной корзины, среди двух скомканных листков бумаги, высохшего фломастера и обертки от плитки шоколада ждет своего часа ластик. Он словно манит меня.
В конце концов, что я теряю?
Я вынимаю его из корзины.
Кладу на стол.
Открываю левый ящик стола и достаю лист бумаги, белый, как только что выпавший снег.
Беру карандаш.
Кладу его слева от бумаги, параллельно краю. Справа кладу ластик.
Я закрываю глаза. Мне кажется, что предстоящее действо должно быть похоже на священный ритуал. Я вспоминаю инструкции продавца «Фиеста Маркета».
Наконец я открываю глаза, беру карандаш и, затаив дыхание, аккуратным почерком вывожу: «Дунайский окунь». Я действую медленно. Как будто я в другом измерении, в невесомости, и вопли моей матери, крики сестры и надрывающийся телефон слышны как сквозь вату.
Я беру ластик и чувствую, что он теплый. Если, конечно, это не игра моего воображения. Я лишь слегка провожу им по бумаге, и буквы легко стираются. Волшебный он или нет, но стирает отлично. Тут уж я в любом случае ничего не теряю.
– За стол! – зовет мама.
– Ни за что! Лучше умереть! – отвечает сестра.
Я смотрю на листок перед собой. На нем не осталось ни малейшего следа от написанного. Лишь несколько мягких крупинок, которые я смахиваю рукой. Я выглядываю из комнаты и слышу, что Мисс Всезнайка не сдается и протест продолжается.
– Нет материнской диктатуре! – вопит она и изо всех сил цепляется за спинку кровати, а мать пытается ее оторвать.
Неожиданно странный запах щекочет мне нос. Я принюхиваюсь. Запах доносится с кухни. Появляется черный едкий дым.
– Мам! Рыба горит!
Мама несется на кухню. Слишком поздно! На сковороде осталось лишь несколько обугленных рыбьих скелетов.
Наш обед улетает в распахнутое настежь окно вместе с едким запахом гари, заполнившим кухню. Мисс Всезнайка наконец уступает и соглашается есть вместе с нами цветную капусту, тем более что она выращивалась на биодинамическом экологически чистом производстве, не причиняющем вреда окружающей среде.
Я вяло ковыряюсь в своей тарелке, аппетита нет. У меня кружится голова. Я не могу в это поверить. Неужели это ластик превратил окуня в горстку пепла? Но тут меня окликает мама:
– Эмиль!
Я смотрю на нее взглядом лунатика, который только что очнулся.
– Все в порядке? – спрашивает она встревоженно.
– Да-да. Капуста очень вкусная, – отвечаю я.
– Тогда почему ты макаешь хлеб в стакан с водой?
Я ничего не отвечаю, тупо уставившись на размокший кусок хлеба в руке.
Покончив с едой, мы помогаем маме убрать со стола, и я галопом мчусь в свою комнату. Я так и эдак переворачиваю лист бумаги, разглядываю его со всех сторон. Он девственно белый.
На этом листке я написал «Дунайский окунь».
Потом стер надпись ластиком.
И окунь исчез.
Не может быть! Это совпадение. Да, простое совпадение. Что же еще?
Ты видишь, что бывает, когда за дело берется твой отец?
(Папа)
На следующее утро мама заходит ко мне в комнату и будит. Она уже одета, в руках у нее пальто, значит, собралась уходить. Я не сразу вспоминаю, что сегодня суббота. Базарный день.
Полусонный, в зомби-режиме я плетусь на кухню, где меня уже ждет кружка горячего шоколада. Мисс Всезнайка топчется в прихожей, она тоже уходит. У нее встреча с друзьями из ОЗЖН – Общества защиты живого наследия. Самое странное не то, что в свои восемь лет моя сестра самая младшая там, а то, что она там самая умная. Страшно даже представить себе эти встречи.
Как только они ушли, появляется папа. Лицо помято, как скомканный лист бумаги, который пытались расправить, глаза опухшие, на подбородке черная щетина. Вчера он вернулся с работы поздно ночью. Мой отец работает корректором в журнале «Новости планеты». Иногда он засиживается с коллегами допоздна, обсуждая чрезвычайно важные вещи. Например, пунктуацию при оформлении прямой речи.
Папа усаживается рядом со мной с большой кружкой, которую Мисс Всезнайка подарила ему на День отца. Кружка каждое утро напоминает ему о том, что мы должны сохранить тропические леса Амазонки. Папа до краев наливает себе горячий кофе.
– Как дела? – спрашивает он.
И, не дожидаясь ответа, совершает безумство: засовывает кусок хлеба в тостер. Мои глаза расширяются от ужаса. Я привычно затыкаю уши. В нашем доме все знают, что будет дальше. Сначала вспыхнет молния и вырубятся пробки, потом тостер испустит дым и, наконец, выплюнет на стол кусок угля.
Однако в этот раз ничего подобного не происходит. Отец протягивает мне аппетитный тост с золотистой корочкой, и я не верю своим глазам.
– Ты его починил, – говорю я ошарашенно.