О том, как мне удалось стереть контрольные… и о многом другом!
Шрифт:
– Ну да! Всего и делов-то! – отвечает он, почесывая подбородок. – Приятного аппетита, парень!
Папа, похоже, очень горд собой. Он важно поднимает указательный палец.
– И это еще не все! – объявляет он.
В три прыжка он подскакивает к мойке. Закатив глаза, словно фокусник, достающий кролика из цилиндра, он поворачивает кран, и… о, чудо! Вода льется прямо в мойку. Это невероятно! Обычно струя из крана капризна и непредсказуема и бьет куда угодно – в лицо, в стену или в пол, обрызгивая все вокруг. Я подхожу поближе, чтобы убедиться, что это не фокус.
– Немного почистил – и вуаля! – торжествует
В полном восторге я собираюсь поаплодировать этому невероятному представлению, но папа вновь срывается с места. Вприпрыжку, как кенгуру, он подскакивает к туалету, открывает дверь, закрывает, открывает, закрывает – пять, шесть раз подряд. Я ничего не понимаю. Тогда папа постукивает указательным пальцем себе по уху, намекая, что я должен что-то слышать. Эврика! Дверь больше не скрипит.
– Ты смазал петли, – догадываюсь я.
– Нет, я натер их мылом. Так делала моя бабушка…
Он тащит меня за собой в гостиную и демонстрирует повешенный над дверью балкона карниз для штор. А в коридоре меня ждет еще одно чудо. Папа нажимает выключатель, и светильник на потолке вспыхивает ярким светом!
– Ты поменял лампочку…
– Видишь, что бывает, когда за дело берется твой отец? Это тебе не шутки!
Я не знаю, что сказать. Это буйство мастерства на все руки меня и удивляет, и настораживает. Боюсь, все это неспроста, но я не знаю пока, в чем дело.
– Просто супер, папа! – говорю я и возвращаюсь на кухню, к моему горячему шоколаду и поджаренному хлебу.
Папа идет за мной, беззаботно насвистывая. Он садится напротив, протягивает руку и включает радио. Раздается треск, а затем слышится голос ведущего: «Стефани! Вы наш специальный корреспондент в Будапеште. Расскажите, что происходит на Дунае? Что случилось с дунайской рыбой? Что это за таинственная история?»
Слова «Дунай» и «рыба» заставляют меня прислушаться.
«Дунайский окунь не относится к вымирающим видам, – серьезным тоном начинает молодой женский голос. – Но в настоящий момент можно сказать, что он полностью исчез! Еще вчера эта рыба из семейства окуневых прекрасно себя чувствовала во всей Европе. Внезапно вид был поражен таинственным вирусом, и теперь он полностью уничтожен. По мнению специалистов, с которыми нам удалось поговорить, болезнь атаковала мозг рыбы. Окуни сошли с ума и начали пожирать друг друга, пока не осталось ни одного. Из соображений безопасности все запасы дунайского окуня были изъяты из магазинов. Всех, у кого эта рыба еще хранится в холодильниках или морозильных камерах, призывают немедленно от нее избавиться».
Ведущий вновь берет слово. «Спасибо, Стефани! – говорит он. – Вы правы, лучше перестраховаться. Нельзя допустить, чтобы рыбный вирус заразил человека и тот тоже стал… каннибалом».
Я встаю. Я потрясен. Как это возможно, чтобы ластик уничтожил всех окуней на планете? У меня кружится голова. Пошатываясь, я бреду в ванную.
– А как же шоколад и тост? – спрашивает папа.
– Прости, пап, – отвечаю я. – Что-то не хочется. Пойду в душ… К тому же я встречаюсь с ребятами и уже опаздываю.
Это правда, но не совсем. Перед встречей с Жюлем и Дуней я собираюсь заглянуть к продавцу «Фиеста Маркета» и кое-что прояснить.
У нас целая куча дел!
(Дуня)
Я умываюсь со скоростью, достойной Книги
Еще одна странность: со стены исчезли все фотографии. Еще вчера снимок, на котором Мисс Всезнайка задувает свечи на именинном торте, был на месте. Селфи – мы все вчетвером на море. Мамин портрет, где она совсем молодая, еще до моего рождения. Еще одно фото, где она в роддоме с младенцем на руках. Младенец – это я! Куда они делись, все эти фотографии? А, вот они, рядом, в коробке. Черным маркером папа написал: «Полотенца + носки + фотографии».
Отец меня не замечает. Он слишком занят борьбой с чертежной настольной лампой. Он пытается запихнуть ее в коробку, а она упрямо выпрыгивает обратно. Пока он давит ей на голову, все хорошо, но как только отпускает, она вновь с пружинным звоном взбрыкивает – бзды-ыннь! Это было бы смешно, но мне к горлу подступает комок, а дыхание перехватывает. Я ощущаю смутную тоску, будто чья-то рука сжимает мне сердце. Тихо-тихо я выхожу из комнаты. На улице я что было сил мчусь в «Фиеста Маркет». У меня слишком много вопросов, и они обжигают мне губы.
Продавец стоит на стремянке под самым потолком магазина. Он пытается закрепить вывеску с надписью: «Внимание! Распродажа! Успейте отхватить отменный ломоть смеха!» Сегодня он в красно-зеленых штанах. Одна штанина ярко-красная, другая – изумрудно-зеленая. Куртка у него тоже двухцветная: наполовину голубая, наполовину желтая. Безумный наряд дополняет крохотный красный котелок, украшенный огромной пластиковой ромашкой. Котелок сполз и едва держится на затылке.
– Ластик! – с ходу выпаливаю я. – Он работает!
– И тебе добрый день! – отвечает продавец. – Конечно работает. А ты что думал? Что мы здесь барахлом торгуем?
– Я думал, вы пошутили. Это кошмар! Я… я…
И тут я понимаю, что больше не могу выговорить ни слова. Слова застревают у меня в горле. Продавец приколов и розыгрышей бросает свое занятие и усаживается на верхнюю ступеньку стремянки. В своем пестром наряде и с прижатыми к подбородку коленями он похож на гигантского попугая на жердочке. За его спиной косо болтается вывеска, которую он так и не закрепил.
– Успокойся, – говорит он. – Разберемся… Что ты стер?
Собравшись с силами, я отвечаю:
– Дунайского окуня. Он исчез.
И добавляю:
– Исчезли ВСЕ дунайские окуни!
Продавец выпрямляется и соскальзывает с лестницы.
– Да-да, слыхал эту историю по радио, – сокрушенно вздыхает он. – Какого черта! Как ты додумался до этого? Что они тебе сделали?
– Долгая история. Хотел попробовать…
– И сделал первое, что пришло в голову. Что ж, что сделано – то сделано. Не о чем говорить. Я тоже хорош. Поторопился. Надо было лучше рассказать, как им пользоваться.