О вере, неверии и сомнении
Шрифт:
И такое духовное состояние может быть или очень редко, или же этот вопрос может ставиться многократно.
Такое состояние действительно бывает: это говорит нам опыт. Вот, кажется, все доказано "за" веру. И вдруг встанет вопрос: "да так ли"? И тогда все наши "доказательства" окажутся малодейственными. Между тем вопрос этот так или иначе нужно решить: оставаться в недоумении или быть "агностиком" долго нельзя; это было бы мучительно.
Вот в таком состоянии и есть еще последний выход: это — наша свободная воля, свободное избрание решения.
Это мы свидетельствуем
Человек останавливается на перепутье: да или нет? Уверую или "не знаю"? До конца убеждающих данных будто нет!
И мы думаем: так именно и бывает, так именно даже и должно быть в конце концов! Почему?
"Доказательность" — принудительна. Тут уже выбора нет, наша свободная воля здесь не участвует: следовательно, нет и добродетели, "заслуги" нашей.
Нет, далее, и милости Божией, нет и окончательного "откровения" Божия, или Самого Бога нам. И мы остаемся — "сами с собою", со своим "умом", с фактами, даже — с опытом. Что же остается делать?
Вот тут и вступает в действие наша "свободная воля". Каким образом?
Она не видит "принудительных", обязательных "доказательств" ни в ту, ни в другую сторону. Или, во всяком случае, "не видит" или "не чувствует" абсолютного аргумента в пользу веры. Или просто: после всех, даже убедительных, доказательств становится этот вопрос: а так ли? Возражений никаких нет, но так ли?
Вот в таком состоянии и потребуется решение свободного выбора: "верую"!
Человек — помимо всяких принудительных "доказательств" или каких бы то ни было "соображений" (о целесообразности, практичности, даже фактичности) — определяет себя — к "верую".
И мы это говорим: "Да"!
Это действительно так и бывайте. Это и должно быть.
И вот почему.
Прежде всего это требует Величие Божие.
То есть: Господь Сам свободен и потому желает и свободного изволения от нас. А иное отношение к нам было бы недостойно Его Величия. И потому всякие принудительные условия веры являются, — хотя бы в самом тонком виде, — собственно, так сказать, "насилием". Это-то и является грехом нашим против Бога (т. е. когда мы добиваемся так или иначе — "осязать" Его, будто Он в нашей вере в Него нуждается. Человек тогда ставит себя в положение старшего, коему Бог должен служить!).
И хотя Он действительно "служит" Нам, окаянным, т. е. всемерно "старается" спасать нас, даже Сына Единородного послал ради нас, и Спаситель унизился ради нас до воплощения и распятия, но это Его воля и любовь; мы же не имеем ни права, ни желания побуждать Господа служить нам: это — дерзость! Мы должны служить Ему. И в частности, самая вера наша должна быть даром и обязанностью, послушанием и счастьем — для нас в отношении к Богу, а никак какою-либо нашею услугою Ему!
В этом смысле и сказано: "Величие Божие". Может быть, кому-либо трудно уразуметь такой мотив нашего действования, но это действительно есть и так бывает. И опытному это совершенно
Далее. Этого же требует и достоинство человека. Если бы мы веровали только по "доказательствам", а не и по свободному нашему самоопределению, тогда такая вера была бы делом принуждения, т. е. актом, в сущности, не свободным, а вынужденным.
А люди, которые требуют "научной" веры или неверия (это все равно), в сущности, ставят себя в рабское положение к "уму", отказываются от свободного выбора, т. е. отказываются от своего достоинства. А этого не хочет и Господь от нас, ибо Он любит Свое творение и желает ему богоподобного состояния свободы и достоинства. После Он будет помогать нам, но именно — лишь "помогать"; и то, если мы сами хотим и просим Его, — а не господствовать, не принуждать нас.
Затем. Да если бы мы и дошли до такой принудительной (от ума) веры, она еще не только не угодна Богу, — но и непрочна.
Всякие "доказательства" могут в любой момент ослабеть; и тогда человек снова станет пред вопросом: есть ли? И тут "доказательства" не имеют абсолютной силы, не говоря уж о невысоком достоинстве их (как мы видели). Иное дело — свободное самоопределение: тут уже наше решение было и есть твердо, не боящееся никаких сомнений и не требующее никаких "доказательств"; "хочу" — и этого совершенно достаточно. А свободное решение — в нашей власти.
Потом. Наоборот, наше самоопределение свободно подчиняет нас Богу; и тогда Он Своею благодатию укрепляет нас: это — несравнимо с нашей слабостью. Слава Богу и за самую эту слабость: она побудила искать всесильной Руки Божией! В этом смысле и весь Ветхий Завет, — как у язычников, так и иудеев, — был детоводителем (по-славянски: пестуном, воспитателем) к благодати Нового Завета (Ин. 1, 1—17; Рим. 1–8 гл. Галатам, Ефесянам, Титу, Евреям). Не познаешь греха, не будешь искать и Спасителя. И тогда вера поддерживается даром Божиим (Ефес. 2, 8). Мы не прочны; но сильна благодать Божьей помощи.
После этого ответно-благодатного укрепления нас Богом мы отдаемся в послушание Богу, передаемся "пестуном" детоводителю Отцу (Галат. 4, 1–9), в каковом и остаемся уже всегда. И это послушание, — свободное и постоянное, — держит нас в руке Божией, в уповании на Бога, а не на себя, ни на какие человеческие соображения.
Так сочетаются свобода Божия со свободою человеческой. Кому-нибудь это сочетание покажется странным и будто бы даже противоречивым, но на самом деле — это воистину так! "Где Дух Господень, там свобода" (2 Кор. 3, 17). "К свободе призваны вы…" (Гал. 5, 13).
И, собственно, свободны не самовольники, а послушные. Свободны святые, а не грешники; у нас же идет непрерывная борьба за эту истинную свободу — чрез послушание Богу! И собственно здесь разрешается вечный спор: свободен ли человек или нет? Да, мы, грешные, не можем быть свободными, ибо страсти наши господствуют над нами. И только по мере освобождения нас от них — растет и свобода наша. Послушные несравненно свободнее самовольных. А святые — уж совсем свободны, сколь возможно человеку. А вполне свободен только один Бог.