О водоплавающих
Шрифт:
— А накануне, — продолжал Бирн, — он сказал, что до боли хочет послушать, как я играю Баха. До боли, представляете!
Он вяло рассмеялся, и смех постепенно угасал, пока стекло стакана не звякнуло о зубы в знак того, что Бирн высказался.
— Бедный Крайен, — подал голос Керриган, незаметно притулившийся возле камина. — Просто бедняга.
— Он слишком увлечен умозрительными настольными играми, — ответил Бирн.
Некоторое время мы обсуждали выдвинутый тезис.
— Просто бедняга, — повторил Керриган.
— Вся беда Крайена и большинства ему подобных, — сказал Бирн, — в том, что они проводят недостаточно времени в постели. Когда человек спит, он
— Полностью согласен, — сказал я.
— Мы должны в корне изменить наши взгляды на соотношение отдыха и активного времяпрепровождения, — продолжал Бирн. — Нам не следует спать, чтобы восстановить энергию, потраченную в часы бодрствования, скорее, наоборот — периодически просыпаться, чтобы очистить организм, так сказать испражняя излишнюю энергию, порождаемую сном. Много времени на это не потребуется: хорошая пятимильная пробежка по городу и — обратно в постель, в царство теней.
— Вы прямо-таки маньяк постельного белья, — сказал Керриган.
— Что ж, признаюсь без ложного стыда — я люблю свою постель, — ответил Бирн. — Она была моим первым другом, моей нянькой, моей дражайшей утешительницей...
Он умолк и сделал глоток.
— ...Ее тепло, — продолжал он, — поддерживало мои жизненные силы, когда я был еще младенцем. И по сей день она в любую минуту готова по-матерински распахнуть передо мной свое уютное чрево. Она ласково убаюкает меня в мой смертный час и будет верно хранить мои окоченевшие останки, когда я умру. Она будет осиротело скорбеть обо мне, когда я исчезну.
Речь Бирна отнюдь не пришлась нам по вкусу, заставив каждого въяве представить себе свой последний час. Мы постарались отогнать этот призрак циничными смешками.
Новое звяканье зубов о стекло возвестило о том, что стакан, как это ни печально, допит до конца.
— А разве Треллис не был еще одним великим любителем соснуть? — громко спросил Бринсли.
— Уж конечно, был, — ответил я.
— Я никогда прежде не слышал этого имени, — сказал Бирн. — Кто такой Треллис?
— Член литературного цеха, — ответил я.
— Это не он, случайно, написал учебник по тактике? Кажется, я встречал его в Берлине. Он носит очки?
— Последние двадцать лет он прикован к постели, — ответил я.
— И вы, конечно, пишете о нем роман? — спросил Бирн.
— Пишет, — сказал Бринсли, — и сюжет уже в общих чертах ясен.
— Сонливость Треллиса вредит его власти над созданными им персонажами, — пояснил я. — В этом мораль будущей книги.
— Ты обещал дать мне взглянуть, — сказал Керриган.
Невидимый в своем углу Бринсли, перебирая свои воспоминания о моих досужих литературных трудах, двусмысленно похохатывал.
— О, Треллис — это великий человек, который никогда не вылезает из постели, — сказал он. — Дни и ночи напролет он читает разные книжки и неожиданно сам разрождается одной. Он заставляет своих персонажей жить у себя в доме. Причем никто не знает, действительно ли это так или просто — плод воображения. Великий человек.
— Важно не забывать, что он читает и пишет только зеленые книги. Это ключевой момент.
И в надежде развеселить собравшихся и снискать их вежливую похвалу я рассказал об
Соответствующий отрывок из Рукописи. У Треллиса была еще одна любопытная привычка, касающаяся его чтения. Считая все цвета, кроме зеленого, символом зла, он ограничил круг своего чтения исключительно книгами в зеленых обложках. Несмотря на то что Треллис был человеком энциклопедических знаний и высокой культуры, прихоть эта стала причиной серьезных пробелов в его эрудиции. Так, например, Библия была ему незнакома, и многие знания о великих религиозных таинствах и о происхождении человека он получал, общаясь с прислугой или собутыльниками, отчего они оказывались весьма несовершенными и до смешного искаженными. Именно по этой причине его широко известная работа «Свидетельства христианской религии» содержит семена серьезной ереси. Когда кто-либо из приятелей советовал ему прочесть ту или иную достойную внимания книгу, недавно появившуюся на прилавках, он интересовался в первую очередь тем, какого у нее цвета переплет, и, узнав, что он не зеленый, Треллис проклинал книгу (даже не удосужившись заглянуть в нее) как дело рук Сатаны — к великому, надо сказать, удивлению своего приятеля. Долгое время Треллис испытывал затруднения, стараясь приобрести достаточное количество книг, которые могли бы удовлетворить его энергичный и пытливый ум, так как лондонские издатели не благоволили зеленому цвету, исключая тех, кто специализировался на выпуске учебников, руководств по выпиливанию лобзиком, кулинарных справочников и сборников анекдотов. Дублинские же издатели считали зеленый цвет вполне подходящим для многочисленных сочинений по истории Ирландии и ирландских древностей, и поэтому неудивительно, что вскоре к Треллису стали относиться как к авторитету в данных областях, и зачастую за консультациями к нему обращались лица, занятые исследовательской работой, включая членов закрытых религиозных орденов.
Однажды его любовь к знаниям превратила его в жертву некоего печального обстоятельства, продолжавшего причинять ему душевное беспокойство на протяжении многих лет. Случилось так, что Треллис приобрел трехтомное сочинение на тему о монастырских учреждениях в Ирландии эпохи Вторжения и, имея обыкновение спать днем, читал его ночами при свете своей керосиновой лампы. Однажды утром его случайно пробудил ото сна доносившийся с Питер-плейс громкий беспорядочный шум, поднятый не отличавшимися изысканностью манер и выражений трудящимися, разгружавшими пустые бочки из-под дегтя. Лениво перевернувшись на другой бок, с намерением досмотреть конец прерванного сна, он, к великому своему ужасу, обнаружил, что переплеты трех лежавших рядом с кроватью томов — синие. Догадываясь, что все это не иначе как происки Сатаны, направленные к его пагубе, Треллис велел уничтожить книги и составил нечто вроде индекса запрещенных изданий для домашнего употребления, чтобы отныне и впредь гарантировать благонадежность всех попадавших в дом книг. Конец вышеизложенного.
— А что там случилось, — спросил Бринсли, — когда этого парня отправили вскружить голову служанке?
— Случилось непредвиденное, — ответил я. — Они полюбили друг друга, и негодяй Ферриски, испытав на себе очистительное влияние любви благородной женщины, измыслил план, как подливать Треллису в портер снотворные капли, всего за несколько монет подкупив нужного человека. Теперь Треллис почивал почти круглые сутки и просыпался только в заранее определенные часы, когда все на время приводилось в порядок.