О воинстве немертвых

Конъюнктурщик

Квятковский выхватил саблю, подошел и срубил ему голову одним ударом.

— Кому-то ещё не ясно? — рявкнул Квятковский потрясая усами и саблей, был страшен в гневе, брови хмуро сошлись, глаза налились кровью, взгляд его был бычий.

И отпрянули собравшиеся. Все они были не в духе, и только один Степан, оторванный от реальности начальник стражи крепости был в приподнятом настроении, ожидая бойни, в которой, наверняка, и его разорвут на куски.

Дворяне посмотрели в глаза ему обреченно, но со знатной долей мужественности.

Купцы же покинули зал.

Кто-то из них действительно

стал собираться, а кто-то обидевшись затаился и стал укреплять свое жилище, которое не желал покидать.

Вскоре, когда воинство тёмных латников уже стояло перед северными воротами, половина торгашей Вольного вышла одним большим караваном из развалин южного выхода, и направилась под охраной немногих обученных воинов на юг, в Белый город, искать спасения и новой жизни вдали от жестокости Черного ордена.

Из рядов же орденских воинов вышел полководец, отличавшийся гораздо более роскошными доспехами, украшенными серебряными узорами и золоченной рельефной головой быка на нагруднике.

Сам Богумил Квятковский показался на барбакане.

— Чего вам надо? — нахально крикнул он.

Полководец громогласно отвечал:

— Покорность твоей крепости!

— Черт бы вас побрал! — заорал Квятковский, — выкусите, падаль орденская! Да я ссал на ваших вшивых предков, безродные выродки!

— Ты умрешь, Квятковский! — выкрикнул, разгневавшись, полководец и скрылся в рядах вороного воинства.

Мрачно думал Квятковский о том, что больше не сможет брать звонкую монету за постой с караванов из Приюта, идущих в Белый город, а теперь Черный орден сам будет содержать здесь свои караваны, только если убежище не отобьет Белый город, но и в таком случае бывший хозяин здесь будет ни к чему, маги сами будут управлять крепостью и, наверное, ещё лучше него самого.

— Умрешь ты, сука! — крикнул он напоследок и отошел от кирпичных зубцов.

Лучники заступили на свои места и напряглись в ожидании приказа.

— Кончайте их, ребятки…

Мрачно бросив последнюю фразу Квятковский стал спускаться вдоль крепостной стены по ступенькам, когда позади него полетели камни и куски тел, вспыхнул белый шар магического взрыва.

Луч орденских чародеев снес барбакан молниеносно.

Квятковский лишь прикрыл голову руками и сгорбился в страхе быть раненным осколками. Оглянувшись, он увидел только ошметки собственной обороны.

Далее тёмные латники вошли в крепость. Их ряды мерно проникали за стены убежища. Распространяясь, они занимали стены и башню одну за другой, никто не сопротивлялся им. Так крепость вновь была занята. Где-то в камнях, разрушенного барбакана лежал, придавленный кучей тяжелых осколков Степан.

Возле него ненадолго столпилась куча латников.

— Слышьте вы, твари, — хрипел израненный Степан, пока кровь обильно текла у него изо рта, — никогда Вольный не встанет на колени перед вами, падаль, вы, мерзкие твари… и никогда Вольный…

Удар.

Один из рыцарей смял его череп ударом латным сапогом, прекратив страдания свободолюбивого бедолаги.

Богумил же Квятковский бежал в цитадель.

И вновь вся крепости была в руках латников. Лучники осыпали их стрелами из бойниц. Под сенью щитов орденские чародеи быстро прошли к вратам цитадели. Завидев

мелькающие среди лат мантии, лучники, познавшие ужас магической войны, тут же разбежались по коридорам, прочь от бойниц и ворот.

Колонна выстроилась пред вратами. Вышел полководец и мечом указал на врата. Латники расступились и показались немногие чародеи с руками, что уже начали светиться, и вдруг кисти их рук испустили свет, столь быстро превратившийся в единый луч, коснувшийся врат, в тот же миг разбив их в дребезги, вместе с железной решёткой и подвесным мостом, камни посыпались сверху, а латники принялись зарывать внутренний ров, засыпать его обломками построек вблизи, что ещё не были восстановлены от пожарищ предыдущего штурма.

Вскоре уже был готов проход и латники вошли в нижние залы. Немногие дворяне, встретившие их, были на месте изрублены магическими ударами.

Вскоре вся цитадель была без труда занятыми тёмными латниками.

А самого Богумила Квятковского связанного вывели на улицу пред вратами, нагнали жителей побольше, тех, кто не умер и не сбежал от пожарищ, да ещё дворян сдавшихся и купцов оставшихся, и всех заставили смотреть.

Томлённый в собственном гневе, хозяин убежища ударами по ногам был поставлен латниками на колени. Полководец стоял перед ним.

— Ну и что теперь, сука вольная? — грубо рявкнул полководец хрипловатым голосом немертвого рыцаря.

В ответ Квятковский сплюнул ему на латные ботинки.

— Вот тебе, падаль безродная! Сын северной шлюхи!

— Ну сейчас ты за это заплатишь... — сладко протянул полководец.

Вынув свой полуторный меч он встал сбоку от хозяина. Голову на отсечение латники наклонили силой, взяв за волосы, а Богумил, пытаясь повернуть свою мощную шею, только смотрел своими бычьими, налитыми кровь, глазами на своего палача.

Взгляд бешенного быка, раздувшиеся ноздри.

— Воля наша… воля… — вымолвим сквозь зубы только Богумил.

И опустился меч.

И покатилась голова с горящими гневом глазами.

— Знай волю ордена, ничтожество! — торжественно сказал полководец.

_____

Серая гвардия входила в город.

Первые лучи солнца ласково сплелись с цветами пожара, и свет от огня и от солнца стал терять различия.

Вошедшая в предместья, не охраняемые уже никем, серая армия стояла на выжженных полях. Над горелыми плантациями развевались знамёна: черная пирамида на сером фоне. Флаг властного волшебного порядка и наступающего общества магической дисциплины.

Разведка доложила, какие части города уже заняты черным рыцарством, и туда Зеланд решил не соваться, следуя принципу гласящему: враг моего врага есть мой друг.

Две полутысячи разошлись и направились к юго-западному и южному зиккурату. Сперва они зашли в развалины кварталов, где уже стало тише. Они двигались ровными колоннами, держа равнение.

Параллельно им двигались множественные мелкие отряды легкой пехоты из числа добровольцев, жителей бывшей юго-западной области, воины в зелёных, красных и синих пластинчатых доспехах, с пёстрыми шлемами, украшенными перьями, вооруженные длинными тяжелыми саблями и посматривающие по сторонам своими глазами с необычным разрезом глаз.